Рональд Рейган, выступая как-то в одном из университетов своей страны, услышал от студентов, что люди его поколения не смогут понять современную молодёжь, потому что в годы, когда они были молоды, не было космических полётов, компьютеров с интернетом и даже – телевидения.
– Да, – ответил президент, – это так. Но наше поколение всё это создало.
– Леня, – спрашиваю Пивера, – а твои студенты тебе такие претензии предъявляют?
– Погоди, – отмахивается Пивер. – Я тебе другую историю про Рейгана расскажу. Однажды Боб Хоуп, это комик американский…
О, господи! Знаю я, что собирается мне рассказать Пивер: знаменитую историю о том, как Боб Хоуп одной фразой заставил Рейгана хохотать…
– …Рейган протягивает руку и по протоколу представляется: «Рональд Рейган», а Хоуп: «Как-как? Извините, не расслышал».
Я ведь не просто так начала с истории о том, как блестяще парировал покойный ныне президент США бестактные выпады дерзких американских студентов. Дело в том, что в аналогичной ситуации Леонид Григорьевич Пивер мог бы с полным правом ответить точно так же. И даже с бОльшим основанием, чем бывший голливудский актёр, игравший, в основном, в вестернах и лично не имевший прямого отношения ни к космической программе, ни к кибернетике и её производным, ни к становлению телевидения.
А Пивер – имел. Самое непосредственное. Не к космосу и компьютерам, а к телевидению. Конкретно к его появлению в Челябинске. С самого начала. А начало это было в 1958 году.
– Как ты туда попал?
– А случайно. Я увлекался фотографией, сотрудничал с газетой «Сталинская смена». Потом оказался в Сочи на турбазе Аше, туда приезжала прекрасная публика из Москвы, Ленинграда… У Джека Лондона было меньше профессий. Я был фотографом, экскурсоводом, физруком, массовиком-затейником… Что вспоминать, жизнь невероятно интересная штука. А потом дошёл слух, что в Челябинске организуется телевидение. Я приехал. Тогда я ещё и телевизора толком не видел. Один раз случайно в Москве увидел маленький КВН с линзой…
– Заполненной водой.
– На работу меня, конечно, не взяли. Директором студии тогда был Владимир Николаевич Малахов. Он меня немножко знал по работе в «Сталинской смене». Взяли временно осветителем. А приехал театр Товстоногова: Смоктуновский, Юрский, Лавров, Полицеймако, Казико, Ковель, Шарко… Все ещё молодые. Большой студии пока не было, готовились к трансляции из маленькой студии. Меня попросили садиться на каждый из восьми поставленных стульев, чтобы ставить свет. И я, пересаживаясь со стула на стул, пародировал этих артистов. Слышу в наушниках смех и с пульта голос: «Пивер, зайдёшь потом!» Я зашёл. И меня оформили столяром.
– Но рубанка ты не держал в руках.
– Держал. Но во время войны, ещё мальчишкой. Чтобы получать рабочую карточку – 800 граммов хлеба, я устроился на деревообделочный комбинат станции Челябинск. И буквально через месяц попал в циркульную пилу. Видишь, на левой руке кисть изувечена.
– Леня, ты вообще-то откуда? Из каких?
– Из города Артёма, что в Донбассе, это бывший Бахмут. У папы никакого образования не было. До революции он был коммивояжёром, а в советские времена снабженцем. Очень остроумный человек, но не такой, который шутит, чтобы шутить. Он был хороший импровизатор. Когда мы садились за стол…
– Большая семья была?
– Нет. Папа, мама, сестра, я. Родственников много было, но большинство из них погибло в войну, потому что оказалось под оккупацией. У мамы было три сестры и два брата. А мама была очень музыкальна, и голос прекрасный. Мне помогало в работе, что я от природы человек музыкальный, слух хороший. Когда во время войны и сразу после неё появились фильмы «Джордж из Динки-джаза», «Три мушкетёра» и другие, мне ребята сбрасывались, покупали билет, я выходил после фильма и напевал им мелодии.
– Вернёмся на телевидение. Что было дальше со «столяром»?
– А потом понадобилось два оператора, а был только один. Я фотограф, чувство композиции есть. Стал оператором. Вообще, карьера, конечно, молниеносная. Я теперь студентам говорю: «Вам, конечно, сложнее будет, конкуренция. А тогда просто никого не было». Вскоре я стал старшим оператором. Помню, приехала Екатеринбургская драма, мы транслировали спектакль «Филумена Мартурано». Записи тогда ещё не существовало, давали прямо в эфир. Когда актёры выходили из кадра, они перед своей репликой показывали мне: «Сейчас моя реплика, на меня давай!» И было полное впечатление, что это хорошо отрепетированная трансляция. Вообще, живой эфир это такое ощущение! Актёр дышит в унисон со зрителем!
– А как ты стал режиссёром?
– Был московский сценарий «Этюд» – что такое этюд в живописи, музыке, шахматах. Ещё были молоды наши музыковеды, искусствоведы… Ещё были живы… Сделали мы эту передачу, всем очень понравилось. И я как-то механически стал режиссёром.
Стоп! У читателя может создаться впечатление, что нарождающееся телевидение испытывало такую нужду в кадрах, что на безрыбье и рак рыба, что брали первого, кто подвернётся. Как свидетель тех лет (а город ловил сведения о новом явлении – загадочном, потому что телевизоры были у очень немногих семей), могу засвидетельствовать, что отбоя не было от желающих попробовать себя в новом, таком привлекательном деле. Лучшие ребята, известные в своих кругах как яркие, безусловно одарённые личности (не важно – технари или гуманитарии) мечтали работать на телевидении. Каждый, кому удавалось попасть, становился в глазах окружающих избранником судьбы, её баловнем. Помните, как вёл себя в фильме «Москва слезам не верит» молодой телеоператор? Он был уверен, что одно упоминание о месте его работы заставит девушку броситься к нему в объятия. Так и было. Не было специалистов, подготовленных именно для телевидения, их просто пока не выпускали вузы страны, учиться приходилось «на ходу», овладевая профессиональными навыками «в рабочем порядке». НО конкуренция была, и не шуточная. Если её не чувствовал Пивер, значит, он просто нашёл своё место. А вообще, те, что прошли через сито «естественного отбора» первых лет Челябинской телестудии, стали действительно классными специалистами.
И одной из причин быстрого роста (не карьерного, а личностного) было то, что через телевидение первых лет проходили все маломальские интересные люди города и приезжие.
– Я по натуре губка, – говорит Пивер. – Я впитываю в себя всё интересное. Мне действительно повезло. Не потому что я такой умный. К нам в город приезжали люди, которые уже были к тому времени или стали потом великими. И все они шли на телевидение. По-настоящему большие люди, как правило, просты и доступны для общения. С кем только ни довелось работать, разговаривать… Да почти со всеми… Артисты, музыканты, писатели, учёные… Если я начну перечислять, журнала не хватит…
Это так. Могу подтвердить. Челябинск всегда был притягателен для лучших творческих сил страны.
– Если кого я не знал, – продолжает Пивер, – и об этом ужасно сожалею, это моего любимого писателя, режиссёра, артиста Василия Шукшина и Владимира Высоцкого. Но они никогда не были в Челябинске. Если бы они здесь были, наши пути непременно бы пересеклись. Когда умер Василий Макарович, я одним из первых узнал, артисту нашей драмы Саше Михайлушкину позвонили из Москвы, сообщили. Я так разволновался, мы с Сашей немножко выпили, и у меня был первый гипертонический криз… А Высоцкий…
Я стараюсь увести Пивера от грустных воспоминаний, кто его знает, как там у него сейчас со здоровьем. Годы всё-таки…
И он вспоминает, как ещё в конце пятидесятых приезжал Московский театр Ленинского комсомола, с ним челябинские телевизионщики играли в футбол. И совсем тогда юные Саша Ширвиндт и Миша Державин после этой баталии с трудом передвигались по сцене, а Лёня Пивер не мог подняться по лесенке к пульту.
– Я вратарём был, – говорит Пивер.
– Вратарём? – удивляюсь я. – А какой у тебя рост?
– Ну что ты пристала? Я с тех пор не вырос. Всю жизнь меня смущали вопросы о росте, национальности и образовании. Ну, нет у меня специального образования, нет. Сплошные курсы по повышению квалификации.
Должна отметить, что отсутствие специального образования не помешало Леониду Пиверу стать главным режиссёром Челябинского телевидения, а сейчас – преподавать в ЮУрГУ на кафедре телевизионной и радиожурналистики. Заведующая кафедрой Людмила Шестёркина знала, что делала, когда пригласила Пивера – это живое воплощение духа телевидения.
Уж не знаю, для какого телевидения он сейчас готовит кадры, потому что нынешние челябинские экраны другие, чем в годы становления телевидения. Сейчас местные студии имеют возможность делать, в основном, информационные программы и гнать рекламу. А в истории ЧГТРК кинофильмы, телефильмы, концерты, циклы научных и развлекательных программ. И делалось это на довольно высоком уровне.
Например, цикл, который делал Леонид Пивер, «Есть ли в вашем доме Шерлок Холмс?» – удивительно весёлая развлекательная и совершенно оригинальная вещь, заинтересовала Центральное телевидение, челябинские телевизионщики были приглашены в столицу, чтобы организовать эти передачи там.
– Я делал кастинг, – рассказывает Пивер. – Представляешь себе, приехал из провинции, а передо мной фотографии: выбирай любого актёра. Инспектор. Кто должен играть этого ироничного человека? Конечно, Евгений Евстигнеев. А сержант, такой молодой, живой? Конечно, Леонид Ярмольник. А мадам Мориссон? Инна Ульянова. А этого нахала, шантажиста? Пусть будет Владимир Сошальский… А ведущий – Юрий Яковлев. Было два выпуска на первом канале. 1978 год. Какие люди… Я, когда своим студентам, например, говорю: «Когда к нам приезжал Борис Чирков…» А они не знают, кто это. Вот из «Фабрики звёзд» – знают… Бедные. Надо ломать это всё.
– У тебя трудный характер?
– Думаю, что с характером мне повезло. Думаешь, почему я сохранился? Я не завистлив. Я не обделён зрительским вниманием: то, что я делал, не носило такого уж серьёзного характера. Я развлекал людей. Конечно, технически мы были куда беднее нынешнего телевидения. Что наши возможности: крупный план, средний, общий – вот и вся операторская игра. Даже анекдот был: телеоператора спрашивают, почему он в театр не ходит. «Да ну его, – отвечает, – один общий план». А сейчас… Те же развлекательные передачи с такими эффектами делаются… Но, с другой стороны, вспомню, как где-то в шестидесятые годы показали первый в нашей жизни ещё черно-белый английский сериал «Сага о Форсайтах». До сих пор ничего подобного по уровню нет и не было.
А потом пришла видеозапись, и это убило нерв журналистских передач. А потом появились неграмотные ведущие… Сидят, чешут по телесуфлёру. Я не вижу их глаз…
– Ворчишь.
– Ни в коем случае. В театре можно обмануть, в кино можно. А на телевидении – нельзя! Потому что это искусство крупного плана. Ты видишь глаза.
– Особенно это касается «говорящих голов». Я делю их на тех, у кого есть живой глаз, а у кого нет. И ясно, кому искренне интересен собеседник, а кто имитирует интерес.
– Я так люблю телевидение! Были возможности перебраться в Москву или Ленинград, но я так и остался провинциальным человеком. Я всегда боялся большого скопления народа.
– А кроме студентов, какие у тебя радости?
– У меня дочь. Она пошла по моим стопам. Правда, не в смысле музыкальности. Слуха у неё нет, даже «Интернационал» спеть не может. Но я с гордостью говорю, что она студентка второго курса ЮУрГУ, будущий специалист по рекламе. Совершенно самостоятельный человек. У меня пятилетний внук. Кто же думал, что всё это успеет появиться в моей жизни… Ведь Маруся у нас с Валентиной родилась, когда мне было уже пятьдесят. Помню, я забегаю в бухгалтерию, показываю фигу и кричу: «Вот вы что теперь будете с меня иметь, а не налог на бездетность!» А мне отвечают: «Так ведь уже и по возрасту вы свободны от этого налога».
– С чего ты начинаешь занятия с новыми студентами?
– С объяснения, что им понадобится чувство юмора. Рассказываю анекдот о том, как большому симфоническому оркестру пришлось выступать без своего многолетнего дирижёра. К пульту встал, надев его концертный фрак, руководитель группы скрипок. Он уже поднял дирижёрскую палочку, но вспомнил, что дирижёр перед концертом всегда доставал из кармана какую-то бумажку и, лишь заглянув в неё, давал вступление. Он достал эту бумажку и прочитал: «Скрипки слева, виолончели справа». Смотрю, кто рассмеялся. Обычно человека два, не больше. Значит, либо в музыкальную школу ходили или каким-то боком культуру задели. Смогут впитывать знания.
Этот анекдот я, дорогой читатель, слышала минимум лет сорок назад. И вообще, если бы я давала всю нашу беседу в записи, ничего не опуская, здесь бы штук десять анекдотов разной степени свежести появилось.
А вот жаль, что нельзя показать вам Пивера, поющего свои песни. Они у него совсем неплохие. И поёт хорошо, немножко, правда, копируя Утёсова, но – удачно.
– Слушай, Пивер, – говорю. – Что-то у нас всё гладко получается. Вроде и трудностей у тебя не было, и неприятностей. А ведь я знаю, что это не так.
– Знаешь, почему я так долго живу? Потому что я не злопамятный. И говорить с тобой о том, кто и как меня обижал, не будем.
– Ты так много говоришь о своём якобы преклонном возрасте, что можно подумать, будто ты библейский Мафусаил… Давай сообщим, сколько тебе лет.
– Ой, ну зачем…
– А вдруг у тебя юбилей намечается…
– Нет. Следующее событие будет называться иначе. Ну да, ладно. Я родился через десять лет после выстрела «Авроры» и в год появления первого звукового фильма «Певец джаза».
Нормально, Леонид Григорьевич. Какие наши годы… Сколько бы тебе ни стукнуло, будет всегда столько, сколько телевидению в Челябинске.
