+7(351) 247-5074, 247-5077 info@missiya.info

Институт советской школы, который много лет выстраивался и десятилетиями существовал как сложившаяся закостенелая система, сегодня уже не существует, тем более, в том виде, как его помнят те, кто учился еще пару десятилетий назад. Этому способствовало многое: естественные исторические и экономические перемены, время лихой Перестройки, а поз-же – активное вмешательство чиновников от образования. С сентября 2013 года школы работают по новым правилам, которые кому-то нравятся, а кому-то нет. Как уверены те, кто эту образовательную систему выстраивает внутри собственных школ, перемены еще не закончились. И тут же добавляют, что реформы эти бесцельны и часто неоправданны. Нам посчастливилось собрать за одним столом интереснейших собеседников, настоящих фанатов своего дело, директоров известнейших в Челябинске школ, а в душе – настоящих учителей, неравнодушных, искренних и преданных институту школы как таковому. В этих зарисовках и размышлениях их взгляды на то, что такое современная школа, как меняются поколения, чего не хватает системе образования сегодня и колоссальный личный опыт каждого из них. Встречайте – Александр Евгеньевич Попов, директор физико-математического лицея №31, Дамир Галиханович Тимерханов, директор гимназии №1, Александр Сергеевич Медзюта, основатель и директор частной школы «Эстет-центр», Наталья Аркадьевна Попова, директор русско-британской школы «7 ключей» и Елена Владимировна Киприянова, директор лицея №11.

Александр Попов: Я как долгожитель считаю себя настоящим аксакалом образования. Могу сказать, что современное образование, как мы его видим – это урод. Образование в СССР было лучшим образованием в мире. А потом за дело взялись политики, которые его реформировали, деформировали, а в итоге изуродовали. И в таких школах мы работаем.

Елена Киприянова: Как историк скажу, что плюсы и минусы есть у любой реформы, больше того – они обязаны быть, чтобы шло развитие. Разумеется, современное образование не соответствует времени, тем запросам, тем потребностям, той скорости и тому темпу, которое задает ему современное общество. Что делать, чтобы это поменять? Вопрос риторический. Мы все понимаем необходимость перемен, но не все понимают, что для этого нужно сделать.

Александр Медзюта: А у нас как у Гоголя: сто лет скачи, никуда не доскачешь. С наступлением каждого нового учебного года мы уже с опаской ждем каких-то нововведений. Иногда кажется, что многие берутся просто с потолка. Последняя новость – институты не будут принимать школьников по результатам простого экзамена по математике. И вторая – введение второго обязательного языка в школе, один из которых французский. Что мы с ним будем делать? Зачем он нам нужен?

Кстати о практической пользе школьных знаний. Есть такое ироничное выражение – школа готовит нас к жизни в мире, которого нет. И тех, кто уверен, что школу заканчивают теоретики, и их знания практически не пригождаются в реальной жизни, оказывается больше. С этим не согласны директора частных школ, которые, пусть и в рамках закона об образовании, все же имеют возможность выстраивать учебный процесс так, чтобы он был максимально приближен к реальной жизни и тем задачам, которая она может поставить.

Наталья Попова: Я хочу начать с закона об образовании. Для нас он рабочий. Мы каждый день обращаемся к нему, несмотря на то, что имеем формат частной школы. Конечно, в чем-то мы более свободны. У нас нет мероприятий «для галочек». В то, что мы делаем, мы вкладываем четко определенный смысл — как каждое «школьное дело» будет влиять на развитие самостоятельности, воли, ответственности ученика. Да, у нас со стороны кажется, что демократия. Но мы живем по строгим правилам. Наша демократия – не анархия. Каждый ребенок, который у нас учится, знает, что существуют строгие правила, которые надо соблюдать. И мы как раз делаем все, чтобы наша система образования была направлена на то, чтобы подготовить ребенка к реальной жизни, сформировать компетенции, умение решать сложные задачи, которые подкидывает жизнь.

Дамир Тимерханов: То есть вы четко понимаете, что будет требовать жизнь, и создаете эти ситуации?

Наталья Попова: Нет, мы прорабатываем разные ситуации, наша цель – выработать у ребенка механизм решения любых задач.

Александр Сергеевич Медзюта, основатель и директор частной школы «Эстет-центр»

Дамир Тимерханов: К счастью или к сожалению, экономика у нас определяет политику. В свое время мы попытались сделать переход к рыночной экономике, но у нас не очень получилось. Дальше была попытка перейти к образованию, которое должно было соответствовать этой несостоявшейся рыночной экономике. У истоков реформ оказались экономисты, а не педагоги. Мне кажется, вообще сегодня никто не понимает, что такое образование. Мы сейчас не сможем ответить на вопрос, соответствует или нет наше образование запросам или ожиданиям общества. Да мы не знаем, какие ожидания у общества! Единственное, что я могу сказать как директор, что мы ушли от хорошей советской школы, которая соответствовала вызовам того времени, и мы не очень понимаем, куда мы идем и зачем.

Елена Киприянова: Да, мы не достаточно хорошо знаем, что такое современный социальный заказ школе. Но ВЦИОМ недавно проанализировал мнение родителей и предоставил их типичные ответы, что такое «хорошая школа». Так вот, с точки зрения родителей, хорошая школа – это школа, где работают хорошие учителя, это когда не ставят плохих отметок, когда дают того учителя, которого хочет родитель и ученик. Хорошая школа – это когда не перегружают. Госзаказ в виде ФГОС и соцзаказ сейчас очень отличаются друг от друга. То есть школа сегодня понимает общество, говорит с ним профессиональным языком, а общество современную школу не понимает. Страшно далеки они от народа. А это уже похоже на революционную ситуацию.

Дамир Тимерханов: Зато сегодня очень интересно работать директорам, потому что мы как капитаны — ведем свой корабль как видим. Мы такие, знаете, капитаны подводных лодок, которые ушли в свободное плавание, и их никто не может контролировать по большому счету. Причем, мы не просто свободны, мы отчаянно свободны. Если у президента его тревожный чемоданчик всегда контролирует офицер, то у нас кнопка в наших руках. И мы все время несем ответственность за это.

Одной из последних тенденций нашей реальности стало то, что у части учеников и их родителей появилась возможность отправлять детей на учебу в заграничные заведения. Большой популярностью пользуется Европа и Старый свет, где, как многие уверены, и уровень знаний выше и условия для учебы выше. Родители радуются тому, как их дети открывают для себя новые горизонты, а дети.. дети часто и не понимают, что им это даст.

Наталья Попова: Есть предубеждение, что западные дипломы открывают двери во все самые лучшие мировые компании. Но когда выпускник оказывается на пороге школы, он сталкивается с двумя основными проблемами – отсутствием опыта и отсутствием умения коммуницировать. Часто детям очень сложно вписаться в незнакомую среду зарубежного образования и в целом в общество. Мы сейчас много внимания уделяем тому, чтобы научить ребенка самостоятельности во всем, развиваем умения доказательно высказывать собственное мнение, выражать свою личностную позицию, не задевая личность другого ребенка. Бывает так, что дети, приходя в начальную школу, совершено не приспособлены к бытовым ситуациям. Их привозят и увозят водители, дома с ними сидят няни, элементарные навыки самообслуживания, умения слышать и видеть вокруг себя другого ребенка, умение радоваться успехам другого приходится формировать с первых дней пребывания ребят в школе. В европейских школах существуют различные подходы к образованию и воспитанию — мы выбрали такой подход. который обеспечивает интерес ребенка к учению, высокое качество образования при высоком уровне мотивации.

Дамир Тимерханов: Уезжающие за рубеж дети – это решение родителей. Политическое решение. Дети, которые учатся там, делают это, по большому счету, не ради хорошего образования, а ради места в жизни, ради возможностей в будущем. Потому что дети, которые там учатся, редко возвращаются обратно.

Александр Попов: Вот вам пример разницы в подходе к образованию. Я буду говорить о константах. Константы – это Бог, это мама, в науке это число Пи, например, и так далее. Это то, что нерушимо и лежит в основе нашей жизни и знания о ней. Посмотрите, была когда-то великая Греция, великий Рим, великий Израиль, Австро-Венгрия, Османская империя, царская Россия. Вот они были, а сейчас их нет. И только Китай был и остается великим. Потому что там есть своя константа – учение Конфуция. Недавно провели исследование среди лучших институтов мира, какие студенты лучше всего усваивают математику, и результат был ожидаемый – китайцы. Тогда исследователи заинтересовались, из каких районов Китая эти молодые люди. Оказалась, это юго-восток, где много тысячелетий выращивают рис. А выращивание риса требует терпения и труда. Терпение и труд – вот главные черты китайских учеников. Я расскажу, как там учат математике. В начальную школу набирают талантливых детей (талантливый, значит, у него есть терпение, и он трудолюбив) и первые четыре года каждый день меняют ребенку рабочую руку – сегодня он все делает правой, завтра – левой. Так, что ребенок становится равноправный руками и полушариями мозга, которые отвечают за решения разного типа задач. Так вот, с этими школами работают целые научно-медицинские учреждения, лучшие университеты страны. Можем ли мы когда-то также воспитывать своих детей? Да мы отстали на века, на тысячелетия! Вот я сейчас захочу этот опыт применить здесь, да надо мной смеяться будут все чиновники от образования, никто копейку не даст, чтобы детям развивать оба полушария. Мы умом еще не доросли до настоящего современного образования.

Александр Медзюта: Ну, мы ушли уже очень далеко. В политику, историю. Что хочет общество? Да Бог его знает, что оно хочет. Ко мне сейчас приходят родители, которые у меня учились, и я вижу, насколько поменялся уровень детей. Мы хотим быть похожими на Запад. Но мы в школе не хотим быть похожими на Запад, мы хотим жить адекватной жизнью, мы хотим узнавать новое, хотим делать новое. Но когда мы начинаем воспевать Запад, мы теряем что-то важное. Наверное, это началось с Петра I, который приехал с Голландии и сказал, что у нас все плохо. У нас есть много чего, за что можно похвалить Россию, и чем можно питаться. Моя конкретная задача здесь и сейчас – чтобы мой ученик понял жизнь. Научить его получать наслаждение от учебы, удержать его внимание. Мы работаем исключительно из настроя своей души. Я знаю, каким бы хотел видеть своего сына, и я работаю в этом направлении с другими детьми.

Дамир Тимерханов: В нашей стране есть такой парадокс. Во всем мире особенно высшее образование – платное, и причем очень дорогое. Среднестатистической западной семье его сложно потянуть, и она берет кредит. Ребенок учится сильно замотивированный на результат, потому что потом ему нужно будет получить престижную работу и рассчитаться с кредитом. А у нас платное образование очень странно устроено – оно для тех детей, которые не смогли быть успешными, например, в гимназиях, лицеях, или просто в школах. Или для тех родителей, которые бы хотели создать некий пансион своему ребенку с полным рабочим днем, притом не сильно обращая внимание, какие знания вынесет ребенок. Мы хотим быть похожими на Запад, и при этом у нас все наоборот.

Александр Медзюта: Три года назад, когда начались все эти перетрубации в министерстве образования, мы для себя четко решили, что самое главное для нас – это не учеба, а воспитание. Потому что на самом деле родители сейчас не заняты своими детьми. У нас есть семья, мама четыре раза в год в Эмиратах, папа все время в работе, два пацана брошены как семечки на ветер. И я начал заниматься с ними сам. Сейчас один учится в 8, другой в 11 классе, каждый день они приходят ко мне и говорят: Александр Сергеевич, вот я сегодня то-то и то-то научился делать. Это воспитание, которое гораздо шире ,чем просто обучение. И это сейчас намного важнее, нежели выдача блоков знаний.

Когда только появились первые площадки для проведения экспериментального экзамена ЕГЭ, кажется, не высказал свое возмущение только ленивый. Прошли годы, казалось бы, система строгого тестирования прижилась и устаканилась, но оправдала ли она свои ожидания? Крупнейшие умы современности высказываются категорически против не только самой формы проведения экзамена, считая, что ЕГЭ разрушает творческую составляющую мышления ребенка, но и отрицая саму систему подобного рода контроля знаний.

Елена Киприянова: Разумеется, до введения ЕГЭ-технологии и деятельность на уроке были другие. Было больше диалога, индивидуально-личностного общения. Сегодня проблемное и эвристическое, личностно-ориентированное и дифференцированное обучение – вновь переживают свою «эпоху возрождения». Реально-практические знания – это к вопросу федерального государственного образовательного стандарта, идеологию которого в стране учительство приняло не стопроцентно. А жаль! Реальные знания или все же компетенции, метапредметы или умение учиться самостоятельно? Так что нужно современному школьнику?

Александр Попов: Вы может прийти ко мне в школу, там у меня в ботаническом саду стоит пара. Я посчитал, что ЕГЭ – это мужчина, и ему нужна жена. Теперь рядом с ЕГЭ у нас стоит памятник бабе-яге.

Александр Медзюта: Я помню, как сдавал экзамены в школе. Пишем, идет моя учительница по проходу, опускает голову и говорит: Саша, у тебя в этом абзаце что-то не так. И все, я сам ищу, где я допустил ошибку. Сам ищу. А сейчас что? На телефон передали, пришел ответ, в тесте варианты ответов, где просто нужно выбрать нужный. «Глушилки» часто не работают. И все это превращается в фарс.

Дамир Тимерханов: Коллеги, я задам вам вопрос. Вы считаете, что ЕГЭ – это плохо, что это фарс, а что, с вашей точки зрения, альтернатива ему?

Александр Попов: Нет, мы сейчас говорим о форме, как этот экзамен сейчас проходит. Компьютер по пальцам меня пропускает, узнает, компьютер мне дает время, через несколько секунд он выдает результат, никакого человеческого фактора нет. Но только на первый взгляд. А потом смотришь, кто наши стобалльники? Часто это дети каких-то чиновников или дети их друзей.

Александр Медзюта: Александр Евгеньевич сейчас описал американскую модель сдачи экзаменов. Когда тебе дается очень много задач и нужно их решить в очень ограниченное время. Если ты способен держать некий темп, значит, ты достоин института. В том числе проверяется и профпригодность. Мы говорим о том, что раньше был учитель, которому было важно не то, как ты сдашь, а который переживал, что ты выйдешь без знаний из школы.

Дамир Тимерханов: Мы начали смешивать в кучу форму и содержание. На сегодняшний день я не вижу никакой альтернативы ЕГЭ, как бы мы к этому ни относились. Если мы раньше говорили, что мы не доверяем учителю и поэтому необходим другой формат – ЕГЭ, то я в каком-то смысле готов согласиться с этим. Потому что, какова альтернатива – вернуть все учителям? И здесь снова человеческий фактор будет очень большим, огромным. Причем в любом случае. Если это будет талантливый педагог – это будет одна крайность, если это будет бесталанный учитель – это будет вторая крайность. А если говорить о формате – если мы раньше боялись коррупции, то сейчас эта коррупционная составляющая еще и усугубилась тем недоверием, которое мы нашим детям прививаем. Я говорю про металлоискатели при входе, видеокамеры – это система даже не полицейского государства, это унижение. И дело не в стрессе, которое испытывают дети. К сожалению, большинство детей не испытывает стресс. Это, наверное, самое страшное, что никто не возмутился – да на каком основании? металлоискатель – да, хорошо, руки к спине – пожалуйста. Каждый раз на ЕГЭ я выхожу к детям лично и говорю: дети, простите пожалуйста нас, что мы вынуждены в этом участвовать, но таковы правила игры.

С появлением в нашей жизни мобильных телефонов, персональных компьютеров, интернета, наша жизнь изменилась бесповоротно, причем, мы сами не осознали, как попали в зависимость от современных гаджетов сначала мы, а потом и наши дети. Не проходит и минуты, как кто-то из них что-то где-то не нажал, кому-то не ответил в социальных сетях или мобильных приложениях. Воевать с этой новой виртуальной реальностью, школа, конечно, не может. Да и не хочет. А вот понять, к чему это может привести, хочется.

Дамир Тимерханов: Я считаю, что компьютеры изменили целое поколение. Вот это очень серьезный момент. Мы говорим о клиповом сознании, о том, что дети сегодня больше реагируют на картинку, нежели на текст. Сегодня весь интернет устроен таким образом, чтобы был кричащий яркий заголовок, дальше тезис и в следующий клик ты вываливаешься в статью, которая вообще может не соответствовать заголовку. Самое страшное, что это клиповое сознание проявляется во всем – в том, что человек не может долго работать на одном месте, не может долго заниматься одним делом. Общество пытается даже целую философию создать про потребность смены форм деятельности и так далее, только мы забываем, что потом это клиповое сознание влияет на нас в семейной жизни, потому что нам надо листать дальше, дальше, нам не интересно с одним человеком. Это кажущаяся свобода. Потому что обратная сторона свободы – это ответственность. Мы сейчас извращены выбором без ответственности.

Александр Попов: Образование – вещь очень консервативная. И там где это понимают, там все получается. А у нас что… много десятилетий была такая константа, например, как 1 июня – День защиты детей. Дети писали сочинение, и никто не получал за него двоек. В это время цвели яблони, сирень, черемуха. Это был праздник. А сейчас взяли и перенесли сочинение на сумрачный декабрь. Все, константа праздника ушла. Сейчас начали обсуждать перенос 1 сентября на 15-ое, время, когда заканчиваются сезоны на курортах. Мы сами убиваем эти константы. Буквально на днях все обсуждали этот вопиющий случай в Миассе, когда мальчик совершил трагедию, потому что родители не разрешили ему играть в компьютер. Этому ребенку не привили константу, что маму нельзя трогать даже словом. А реформы мешают константам. В литературе – вот этого автора уберем, этого оставим. Есть вещи, которые нельзя трогать. Никому не придет в голову взять и изменить число Пи. А сейчас у нас в Европе рисуют шаржи на пророка Могаммеда, а потом удивляются, когда идет реакция, когда стреляют людей. Детей нужно учить константам.

Дамир Тимерханов: Вот смотрите, приходит к нам ребенок в первый класс, родители говорят: наш ребенок намного «продвинутей», чем мы. Начинаем проговаривать – в чем? В том, что он умеет найти кнопку на телефоне и полистать гаджет? Запустить игру? У нас в школе психологи уже несколько лет работают с шестилетними детьми и выявили, что каждый год идет падение словарного запаса. А ведь – в начале было слово, не мной этой придумано. Мы узнаем мир только в сравнении, когда узнаем новые слова, понятия. Получается – чем меньше словарный запас, тем меньше мир этого ребенка. А откуда он может создаваться?

Елена Киприянова: Я могу привести пример, что с задачкой (правда, сложной и длинной по действиям), которую в уме решал крестьянин 19 века, обучающий в начальной, например, церковно-приходской школе, не справляются не только выпускники, но и студенты. В принципе ведь сегодня для этого есть вычислительные средства? А ведь означает, что это целые структуры мозга не формируются?! Труд, труд и еще раз труд. А учеба – это разновидность труда. Учиться трудно, потому что синдром дефицита внимания, потому что каждый третий по статистике аутист, потому что с трудовым воспитанием небольшая «заминка»… а пора размяться и приступить к труду. Да много причин, и школьные в том числе, и социальные – информационный перегруз и гаджеты. Кстати, у того крестьянина не было гаджетов и питание было намного скромнее

Но, пожалуй, самый важный вопрос, который каждый из нас готов задать в адрес школы, касается не законов, не образовательных программ, не форм образовательных учреждений. Потому что в центре любой школы, гимназии, лицея, независимо от формы их собственности, будет стоять человек – учитель, директор, педагог. Каждый из тех, кто согласился принять участие в этой непростой беседе – уникальная личность. Как много таких увлеченных и профессиональных людей остается в сердцах и памяти тех, кто уже закончил школу. Можно сколько угодно размышлять, что сейчас важнее – быть новатором или приверженцем классических методик. Самое главное – быть человеком неравнодушным.

Александр Попов: Когда Дамир был у меня учеником, а я тогда работал в 1-ой школе учителем, самой большой звездой в школе была Ирина Ивановна Голованова, учитель биологии. Настоящая глыба в педагогике, удивительный человек, учитель. Помню, как-то я у Дамира спрашиваю – а если бы все учителя были как Ирина Ивановна? Он мне ответил: я б тогда с ума сошел.

Дамир Тимерханов: Понимаете, мы все старые, по-разному старые, но все мы из «совка». Вот почему мы очень любим возвращаться к советскому педагогу, хотя и он тоже был очень разный. Не такой творческий, не такой технически образованный. Но что-то в том поколении учителей было, что нельзя объяснить. Мне кажется, учитель должен быть приверженным своему делу всей своей душой, всем своим нутром. Пусть он будет делать ошибки, но он должен быть увлеченным.

Александр Евгеньевич Попов, директор физико-математического лицея №31

Александр Попов: Вообще, 1-ая школа – моя любовь, первые десять лет я работал там учителем и увидел там необыкновенных учителей литературы, больше я ни в одной школе такого не видел. Эти учителя были собраны по крупицам самим великим Караковским Владимиром Абрамовичем – в учителя литературы он брал только тех, кто заканчивал пединститут в военное время, потому что в то время там преподавали ленинградские педагоги. Например, Людмила Алексеевна, она уже не работала, была на пенсии, лежала в больнице и почти не вставала. И однажды кто-то в палате в обсуждении плохо отозвался про Наташу Ростову, потом ей рассказывали, как она, не ходячая, вскочила, бегала по палате и всем рассказывала, что это не так, что Наташа – прекрасная девушка.

Александр Медзюта: Вся наука педагогика состоит из одного слова – адекватно. Умеет ли учитель адекватно подойди к ученику, от этого зависит хороший учитель или плохой.

Дамир Тимерханов: Я продолжу про ту же Ирину Ивановну, это настоящий человек-история. Первый год, как начал я работать в школе, видя ее на этаже, я обходил ее другим этажом. Когда уже я стал директором, понял, что более адекватного учителя я не видел. Чем старше становится учитель, тем сложнее ему достучаться до ребенка, потому становится велика пропасть, и только те взрослые, которые остаются молодыми в душе, кто может найти позиции не над ребенком, становятся для детей Учителями.

Александр Попов: Есть такой анекдот. У одного простого мужика спросили – как ты определяешь, хорошая книга или нет? Он отвечает – это очень просто определяется, вот читаешь-читаешь, если вырывается «Ну пишет сволочь!» Значит, книга хорошая, а если не вырывается такое – значит плохая. Так и с учителем. Иногда сидишь на уроке и думаешь – во дает!

Елена Киприянова: Если ребенку твердить, что он большой – он вырастет выше, если твердить, что умный – он будет умным, если говорить. Что он трудолюбивый – он будет таким расти… А ведь учитель – тот человек, который находится рядом с ребенком практически все его детство.

Наталья Аркадьевна Попова, директор русско-британской школы «7 ключей»

Наталья Попова: Для меня педагог – это прежде всего колоссальное терпение и чутье. Плюс к этому жизнерадостность и легкость. Нужно уметь жить на уроке. Но таких, конечно, не так много.

Елена Киприянова: Современной школе нужен современный учитель – мобильный, толерантный, адаптивный, креативный, владеющий языками, технологиями, обладающий самодисциплиной и лидерскими качествами. Вот тогда – да! Тогда школа оживет!

Александр Медзюта: Помню, как-то ко мне в школу пришла бывший директор школы, сейчас она связана с управлением образования, и на мой взгляд, она совершенно гениально определила, что такое настоящий учитель. Она сказала: достаточно посмотреть, как к учителю относятся дети. Все, ничего больше не надо.

В начале нашего разговора мы говорили о том, что каждая школа сейчас – отдельный остров, и каждый директор как островитянин устанавливает на своей территории свои правила. Что было бы, если бы вся система образования соединилась в единый архипелаг? Может быть, исчезли бы такие революционеры, как например Александр Евгеньевич Попов, создавший в своем 31 лицее совершенно уникальный математический мир. Что нужно современной школе? Свобода и поддержка. Именно так. Свобода, чтобы плыть на своем корабле и управлять им, а поддержка, чтобы знать, что твоему кораблю не дадут утонуть и придут на помощь по первому же зову. Потому что школа – это тоже константа, и задача каждого из нас (не только учителей) ее сохранить.

Pin It on Pinterest

Share This