+7(351) 247-5074, 247-5077 info@missiya.info

В детстве мне всегда казалось, что у меня самый красивый в мире папа. Я в этом уверена и сейчас, но почему-то детские ощущения помню особенно отчетливо. Мне было лет десять, когда мы гуляли с папиными родителями по парку их южного города, и вдруг бабуля вскрикнула: Яник приехал! Помню, что я стремительно сорвалась с того места, где держала дедушку за руку, и через весь парк полетела к папе.

В девятнадцать, только – только родив ребенка, в два часа ночи я попросила врачей: пожалуйста, позвоните моему папе. «Ну что он, до утра не дотерпит?» – удивились они. Одна из врачей оказалась слишком доброй женщиной и принесла большой зеленый телефонный аппарат на длинном проводе прямо в родильный зал. «Папа, я родила мальчика!» – сдерживая слезы, сказала я и сразу же заплакала от счастья. «Что ты болтаешь? – закричал в трубку мой папа. – Я только что звонил в приемный покой, никого ты не родила! Сейчас же дай трубку врачу!». И только когда врач назвала вес и рост моего сына, папа успокоился и на всю жизнь удивился, что из родильного зала, оказывается, можно звонить.

Папа в моем детстве – это всегда праздник. То он вдруг внезапно-неожиданно дарит мне настоящий взрослый фотоаппарат, и мы вместе проявляем пленку в темной ванной комнате, то он привозит из Москвы чудом не растаявшее эскимо, то он в выходные жарит огромную сковороду самых вкусных в мире котлет, то рисует нам на окне настоящих бременских музыкантов, то я сижу у него на плечах, а он громче всех кричит на демонстрации седому старенькому ветерану, у которого вся грудь в орденах и который стоит на балконе дома на проспекте Ленина: «Дед, живи сто лет!», и все поддерживают моего папу и кричат тоже, то я вдруг спрашиваю в девятом классе: можно мне сегодня не учить химию?, а он отвечает: можно, если выучишь три стихотворения Цветаевой. Когда мне купили пианино, папа сказал: вот и я научусь, всю жизнь мечтал.

Папина мечта играть на пианино ограничилась одной-единственной песней, но зато какой – «Темная ночь». Не знаю, как мои братья и моя мама, но я готова была хоть сто раз слушать в папином исполнении строчки про «ты меня ждешь, и у детской кроватки не спишь, и поэтому знаю: со мной ничего не случится».

Он всю жизнь очень боится за нас, но тщательно это скрывает. Папа сам напугал нас лишь однажды. Три года назад ему делали операцию, и все три часа , пока он был под наркозом, я стояла на самом высоком этаже самого высокого здания в городе и смотрела на небо, почти не шелохнувшись. Первое, что он сказал, когда я его увидела: больше не напугаю, извини. Я заплакала и не смогла вымолвить ни слова, а сейчас уже могу. Может, ты заодно извинишься за то, что шлепнул меня в шестом классе учебником алгебры по голове, а? ))) Ведь что я тогда особенного сказала? Только то, что учительница в школе знает математику лучше, чем ты – математик – программист, победитель всех возможных олимпиад и лучший ученик физико-математической школы?

Недавно я пошла в университет послушать папину лекцию. Сказала ему, что ищу талантливых ребят, а на самом деле хотела посмотреть на него. Аудитория была заполнена до предела, я тихонечко села за последнюю парту, папа начал читать лекцию, все слушали, затаив дыхание. Когда начались примеры, и папа, взяв в руки мел, стал рассказывать про какую-то последовательность действий в математике, я попросила: папа, расскажи все это на котлетах. Ребята рассмеялись, а папа спокойно ответил: можно булочку добавить в молоко, а можно молоко – в булочку, последовательность этих действий не имеет значения – и продолжил лекцию.

Знаешь, что я всю жизнь помню и что меня удивляет? Когда у меня начались схватки, и я позвонила тебе на работу, и ты сразу же примчался, одновременно со скорой помощью, потому что ты вызвал ее еще из кабинета, я спряталась в маленькой комнате нашей квартиры и от страха закрыла дверь на замок. Ни ты, ни тем более врачи не могли открыть ее со стороны коридора. И тогда ты сказал: «Ириша, солнышко, успокойся, мы только сьездим с тобой в больницу, врачи тебя посмотрят, и я сразу же заберу тебя обратно».

И только после этих твоих слов я открыла дверь. Как я могла в такое поверить, до сих пор не понимаю, но мое доверие к тебе так и остается безграничным.

А знаешь, за что я на тебя обижаюсь? За то, что ты до сих пор не научил меня играть в шахматы. Но это не страшно. У нас еще есть время, папа.

Pin It on Pinterest

Share This