В спешке и суматохе дней — остановись! Оглянись. Подумай. Соприкоснись с жизнью и великой миссией людей, по-настоящему живущих вне — утреннего кофе, пробок на дорогах, бизнес-планов и летучек, разговоров о политике и деньгах, — писателей, поэтов, художников. Их настоящее в другом — творениях. Таланты и гении мало приспособлены к общественному бытию. Тем интереснее их жизнь для нас…
«Не снисхожу», — было ее девизом, и она хотела, чтобы это написали на ее надгробной плите.
«Женщина в сером посмотрела на меня, слегка наклонив голову набок. Лицо ее, как и ее берет — серое. Утонченное, но опухшее лицо. Впалые щеки и глаза желтовато-зеленые, упрямо уставившиеся.
Тяжелый, пытливый взгляд. «Как я рада, что вы здесь!» — Сказала она, протягивая руки. — «Сестра моего мужа много говорила мне о вас. Теперь я поеду в Чистополь, и мы станем друзьями». Эти слова не сопровождались, однако, дружеской улыбкой. Улыбки не было вовсе, ни на губах, ни в глазах. Ни притворно-светской, ни искренне-счастливой. Она произнесла свое приветствие тихим, беззвучным голосом, предложениями без интонации».
Лидия Чуковская, дочь популярного писателя Корнея Чуковского, подруга Анны Ахматовой и автор повестей и мемуаров, оставила нам волнующий отчет о последних днях cуществования Цветаевой: уродство и нищета татарской деревушки, бессердечие советских чиновников, ограниченность среднего гражданина. На этом фоне предстает трагическая фигура поэта — покоренного, напуганного и дезориентированного; пожилой женщины, пытающейся прокормить своего обожаемого подростка-сына, получив работу посудомойки.
Чуковская впервые встречается с Цветаевой во время эвакуации в Чистополе. На заседании правления Литфонда, где решается вопрос о будущем Цветаевой, Марина просит о прописке и месте посудомойки в столовой, которую планирует открыть для писателей. Чуковская находит ее в парткоме, Цветаева в отчаяньи: «Сейчас решается моя судьба… Если меня не пропишут в Чистополе, я умру. Я точно чувствую, что не пропишут. Я брошусь в аму». Дело решается в ее пользу.
Они отправляются вдвоем на поиски комнаты. По пути Цветаева спрашивает Чуковскую: «Скажите мне, пожалуйста, почему вы думаете, что еще стоит жить? Вы не понимаете, что все кончено?.. Если меня возьмут посудомойкой, это будет чудесно. Я еще способна мыть посуду, но я не знаю, как учить детей, и не знаю, как работать в колхозе. Я ничего не могу делать. Вы не представляете, как я беспомощна».
Чуковская в разговоре упоминает, что рада за Ахматову. Удивленная Цветаева спрашивает, почему. «Потому что она не смогла бы справиться с жизнью здесь», — отвечает Чуковская. — «Она совсем не может делать ничего практического. Даже в городской жизни, даже в мирное время». И видит, что серое лицо, обращенное к ней, передернулось. «А вы думаете, я могу?» — заорала Марина Ивановна бешеным голосом. — «Ахматова не может, а я, по-вашему, могу?»
…Однажды трехлетняя Цветаева увидела в комнате матери картину «Дуэль», изображавшую умирающего на снегу Пушкина. С тех пор мир для нее разделился «на поэта — и всех». Дом Цветаевых заполняли запреты. «Мать никогда ничего не запрещала словами; глазами — всё». Презрение — одно из самых излюбленных орудий матери, и Марина научилась им пользоваться против других так же хорошо, как и против себя самой. Горечь отвергнутой любви к матери и ревность к младшей сестре Асе останутся с Цветаевой на протяжении всей жизни. В свою последнюю зиму она напишет: «Я у своей матери старшая дочь, но любимая — не я. Мною она гордилась, ее — любила».
После смерти матери четырнадцатилетняя Марина тут же бросает занятия музыкой и начинает серьезно писать стихи. Она готова искать, задавать вопросы, бунтовать. Безвременная кончина матери не позволяет разрешить конфликт между ними. Не с кем стало бороться, и Цветаева подвергается всем бурям юности, все же скованная незыблемыми ценностями матери. Ее эмоции, страсти остаются внутри. Она не может найти моста в реальность. И выбирает уединение и творчество, а не участие в общественной жизни и поиски своего места среди литературных и политических групп. Но едва ощутив свою силу, пятнадцатилетняя Марина уже готова к первой дружбе с мужчиной — поэтом, литературным критиком и переводчиком Бодлера, Львом Львовичем обылинским, известным под псевдонимом Эллис. Вдвое старше Марины, блестящий собеседник, дерзкий, увлекающий, весной 1909 года он ежедневно посещает дом Цветаевых. Его визиты оживляют дом, пустой для Марины и Аси после смерти матери; отец пребывает в бесконечных отъездах по делам музея. В «Чародеях» — длинной поэме, написанной в 1914 году, Цветаева передает особые «чары» этих визитов, наполненных музыкой и стихами, играми и дружбой. Тем не менее, в ночь своего признания в любви Эллис отсутствует и доверяет письмо с предложением своему другу Владимиру Нилендеру. Цветаева шокирована. Брак ей не нужен. В этот же вечер Нилендер остается до утра. Двое сестер и Нилендер обмениваются секретами и влюбляются: Нилендер — в Марину, Ася — в Нилендера. Позже и Нилендер предлагает Цветаевой выйти за него замуж и… получает отказ. В юношеском мире Цветаевой мужчины не имеют тела, только душу, и вдруг она сталкивается с мужчиной, искушенном в любви, которого не может контролировать. Лишь сказать «нет».
В декабре на заре было счастье,
Длилось — миг.
Настоящее, первое счастье
Не из книг!
В январе на заре было горе,
Длилось — час.
Настоящее, горькое горе
В первый раз!
В том, что девушка отвергла своего первого поклонника, нет ничего удивительного. Тем не менее, для Цветаевой это первый шаг к зарождению определенной модели отношений: взаимность в любви она принять не может.
Достигнув 19-ти лет, Цветаева ищет в жизни любви. И находит ее, встретившись с Сергеем Эфроном. Сергей на год моложе ее и очень привлекателен: темноволосый, стройный, с большими чувственными зеленовато-серыми глазами. Их взаимное притяжение вскоре перерастает в страстный роман. Печальный, красивый молодой человек благородной крови, из семьи революционеров, он, казалось, воплотил в себе все романтические качества героев ее матери. Еврейское происхождение дополняет образ экзотического «чужестранца». Он будто создан, чтобы осуществить ее мечты.
Венчание состоялось в январе 1912 года без особой пышности. Медовый месяц молодая пара проводит на Сицилии. Цветаева уже ждет ребенка. Вернувшись в Москву, Эфроны селятся в доме, купленном на деньги, подаренные на свадьбу. В этом доме рождается их дочь Ариадна.
Сначала их брак строится на признании свободы обоих партнеров. Она пишет Розанову: «Наш брак до того не похож на обычный, что я совсем не чувствую себя замужем и совсем не переменилась». Эфроны активно участвуют в жизни литературных кругов и театрального мира. Цветаевой хочется видеть мужа соединением ранимости и бесстрашия, страсти и верности, нежности и решительности, души и тела. Она ожидает, что он станет жить согласно ее высоким стандартам (чего всегда требовала от своих возлюбленных, детей и себя). Гибельное несоответствие между мягким, слабым Эфроном и непреклонной надменной Цветаевой проявляется уже тогда.
В его лице я рыцарству верна.
Всем вам, кто жил и умирал
без страху.
Такие —
в роковые времена —
Слагают стансы —
и идут на плаху.
Он становится сначала «сыном», позже — «братом». Он был «долгом» в ее жизни. Через двадцать лет она пишет другу: «Брак и любовь скорее разрушают личность, это суровое испытание. (…) Ранний брак (как у меня) вообще бедствие, удар на всю жизнь». счастью, Цветаева не знает обо всех ударах, уготованных ей судьбой.
В 1914 году в воздухе носится ощущение войны с Германией, но война не имеет значения для нее. Приближается глубокий личный кризис. В октябре 1914 года Цветаева встречает поэтессу Софью Парнок: «Мое сердце сразу сказало: ты — моя любовь». Связь с Софьей Парнок стала, вероятно, самой страстной и радостной в жизни Цветаевой. Почти два года женщины живут в своем мире, где периоды экстаза чередуются муками ревности. Близкие друзья знают об их отношениях, другие — догадываются. Несмотря на то, что гомосексуальные и лесбийские связи — обычное явление в то время в кругу Цветаевой, для нее этот роман имеет дополнительную прелесть тайной, грешной любви. Ее страстное желание раствориться в другом человеке, испытать абсолютное единение, настолько непреодолимо, что нравственные устои теряют для нее значение. Поэтический цикл «Подруга» является одним из самых нежных и чувственных образцов лирики Цветаевой:
Сердце сразу сказало: «Милая!»
Все тебе — наугад —
простила я.
Ничего не знав, — даже имени! —
О, люби меня, о, люби меня!
Марина погружается в роман с Парнок, полностью игнорируя мужа и маленькую дочь. Цветаевой тягостно положение между Парнок и Эфроном: «На сердце — вечная тяжесть. С ней засыпаю и просыпаюсь. Соня меня очень любит, и я ее люблю, — и это вечно, и от нее я не смогу уйти. Разорванность от дней, которые надо делить, сердце все совмещает».
Разрыв с Парнок оставляет глубокую рану в душе Цветаевой. Ее боль перерастает во враждебность и отрицание роли Софьи Парнок в ее жизни. Рану, полученную из рук женщины, она никогда не забудет. огда через несколько лет она встречает другую Соню, то не смеет довести отношения до конца.
Во время Февральской революции Цветаева находится в Москве, ожидая рождения второго ребенка. Появление на свет второй дочери Ирины не разрушает ее творческую энергию. Циклы «Дон Жуан», «Стенька Разин», « нязь тьмы» и « армен» позволяют ей использовать разные маски для выражения всепоглощающей, дикой страсти.
Помнишь плащ голубой,
Фонари и лужи?
Как играли с тобой
В жену и мужа…
Поразительно сочетание в Цветаевой способности постижения собственной души и самообмана. Она знает, что «проектирует», «домысливает» людей, но отрицает сознание этого. Отсюда глубокие, болезненные разочарования и гнев на своих возлюбленных.
В феврале 1920 года умирает в приюте от истощения и тоски младшая дочь Ирина. Хотя Цветаева и не заботилась о ней, но чувствует себя подавленной. Тем не менее, ее проза в этот период блестяща.
Страсть и поэзия играют схожую роль в жизни Цветаевой: и то, и другое подчинено желанию влиять на другую личность, разрушать ее уединение. Этот период наполнен увлечениями, романами, разочарованиями. Цветаева всегда готова к новой «большой любви», которая, как правило, заканчивается подавленностью, болью, эмоциональным кризисом.
В июле 1921 года Цветаева узнает от Ильи Эренбурга, что ее муж жив и бежал в Чехословакию. Белая гвардия повержена. Она направляется к нему, оставив позади Россию, дом, навстречу неизвестности, в изгнание. «Из мира, где мои стихи кому-то нужны были, как хлеб, я попала в мир, где стихи — никому не нужны, ни мои стихи, ни вообще стихи..»
В середине мая 1922 года Цветаева и Аля прибывают в Берлин, который становится центром быстро разраставшегося, разнородного населения русских эмигрантов, оппозиционно настроенных к советской власти. Она едет, чтобы соединиться с мужем, а влюбляется в Абрама Вишняка.
«Я люблю тебя целиком, с твоим взглядом, твоей улыбкой, твоей походкой, твоей ленью — врожденной, родной, естественной, со всем твоим смутным (для тебя, не для меня) началом души…» Молодой красивый мужчина счастливо женат и имеет сына четырех лет. Он любит стихи Марины и пленяется ею самой. Довольно скоро она чувствует его раздражение, скуку от опекающих «наставлений». Вскоре она понимает, что ее надежда — «радость через боль» — напрасна. «Надежда имеет крылья. Мои надежды — камни на сердце: желания, которым не хватило времени стать надеждами, но которые немедленно превратились в отчаяние, в бремя, в тяжесть! Не дай Бог мне снова понадеяться на себя!»
В Праге семья воссоединяется, хотя и не вполне той реальностью, которую воображают Цветаева и Эфрон. Не только четыре года революции разделяют их. Романы Цветаевой и военная служба Эфрона прервали нормальное течение их жизни. Они мало находятся вместе. Эфрон делится своими невзгодами в письме к другу — Волошину: «Марина — создание страсти, сейчас гораздо больше, чем раньше, до моего отъезда. Бросаться, очертя голову, в ураган стало для нее необходимостью, атмосферой жизни. то вызвал ураган сейчас — не важно. Почти всегда (теперь, как и раньше), или вернее всегда, все основано на самообмане. ак только открывается ничтожество и никчемность человека, Марина предается такому же ураганному отчаянию, состоянию, которое улучшается лишь с появлением новой любви».
1 февраля 1925 года рождается сын Цветаевой — Георгий — ребенок мечты. Жизнь семьи Эфронов с каждым годом становится все труднее. Их крайняя бедность тягостна и унизительна. Для Цветаевой — во сто крат больше из-за того, что многие эмигрантские критики не признают ее. У Марины нет иллюзий относительно судьбы писателя в России, тогда как Эфрона привлекает Советский Союз. онфликт между ними усиливается. Она все больше уходит в свой мир, Сергей становится все активнее в поддержке коммунистических организаций. Брак, в котором всегда были сложные, нешаблонные отношения, оказывается под угрозой. Отсутствие понимания, безразличие и грубость обожаемого сына, которого Цветаева называет Муром, причиняют ей острую боль. Она «выдумала» своего сына, как «выдумывала» своих возлюбленных.
С 1931 года Сергей Эфрон просит советское гражданство, становится оплачиваемым сотрудником Н ВД, активным деятелем «Союза возвращения на родину». Марина не хочет возвращаться, но чувствует, что одна с Муром погибнет. «Все меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я не возможна», — пишет она Тесковой.
Цветаева приезжает в Москву 18 июня 1939 года как «белый эмигрант» и жена советского агента. Узнает, что ее сестра Ася арестована и находится в тюремном лагере. В августе того же года арестовывают ее дочь Алю. В ноябре приходят за Сергеем. Страх становится ее постоянным спутником. Дважды в месяц она садится на поезд в Москву, чтобы отвезти деньги и посылки в две тюрьмы. Цветаева стоит в очереди с сотнями других русских женщин. Она занимается переводами и вынуждена налаживать абсолютно новую жизнь, к которой не готова. Ее игнорируют, поскольку общение с ней становится опасным: «У меня нет друзей, а без них — гибель». Проблемы повседневной жизни наваливаются на нее: она нуждается в деньгах, ненавидит коммунальную квартиру и ссорится с другими жильцами. Все ее влюбленности отвергнуты. Ее исключают из жизни и покидают большинство ее бывших друзей.
…Никто: не брат,
не сын, не муж,
Не друг — и все же укоряю:
Ты, стол накрывший
на шесть душ,
Меня не посадивший —
с краю.
С началом войны Цветаеву охватывает паника. Страх за Мура, эвакуация, жестокая нужда и отторжение. Из ее писем видно, как часто ей приходится выбирать между страстью, пусть нереальной, и депрессией. омпромисс — не для нее. Ее тоска по абсолютному продолжается до последнего дня. Она подошла к концу дороги: Эфрон и Аля исчезли; Мур не нуждается в ней; на ее страсть не отвечают взаимностью. Она уже не может достичь желаемого своим творчеством: «Я знала, как писать стихи, но я забыла». Цветаева возвращается в Елабугу 28 августа. А 31-го она убивает себя.
Наталья Беляева
