Папа вооружил меня на всю жизнь

Евгений Вайнштейн о своём отце Ефреме Владимировиче

Мой папа, Ефрем Владимирович Вайнштейн, родился в 1911 году в большой семье в Мариуполе. После школы он поехал учиться в Ленинград, поступил в строительный институт и с отличием окончил его. Моя мама, Мария Михайловна Спиро, которую все в нашей семье называли Манюшей, приехала в Ленинград из Самары, окончила там медицинский институт и работала врачом. В Ленинграде они и познакомились. Перед войной, в 1938 году, папу направили в Ленинградскую область — начинать строить военные объекты. Он был строитель высокого класса. Когда началась война, все строители автоматом стали военными строителями, а врачи — военными врачами. Приказом Министерства обороны папу перевели в Челябинск на строительство металлургического комбината. Он построил его с нуля. Домны, печи, цеха — всё это возводилось под руководством моего отца.

Как любой мальчишка, родившийся после войны, я вырос на улице. Родители работали с раннего утра до позднего вечера, поэтому мы росли очень самостоятельными детьми. Помню, как папа водил меня на демонстрации. Я всё время сидел у него на шее, поэтому весь парад мне было видно очень хорошо. Когда я учился в пятом классе, папа привёл меня в секцию бокса. Поскольку я был шустрым ребёнком и иногда дрался с мальчишками во дворе, папа посчитал, что это единственно правильное решение. В бокс и в своего тренера я влюбился сразу же. У папы было одно условие: не говорить об этом маме. Поэтому сумка с формой и перчатками первые три года пряталась на чердаке нашего трёхэтажного дома по улице Сталеваров. Я приходил из музыкальной школы, оставлял на письменном столе папку с нотами и бежал в секцию бокса. У мамы был шок, когда она об этом узнала. «Порядочный еврейский мальчик должен заниматься музыкой, а не бить морды другим мальчикам», — сказала моя мама. Помню, я уже был заслуженным тренером, когда мама со вздохом спросила: Женечка, может, ты возьмёшься за ум, поступишь в медицинский институт и станешь доктором?

Родители очень любили друг друга. В праздники в доме собиралось много гостей, мы с братом играли на пианино, мама очень красиво пела, а отец подпевал, как умел. Он вообще любил подпевать. Главой семьи была мама — жёсткий собранный человек, хирург, и папа легко это принимал. Наверно, ему хотя бы дома хотелось расслабиться и отдохнуть от огромной ответственности. Он вообще был необычайно скромным человеком, никогда не хвастал своими достижениями, не бил себя в грудь. Помню, как мама смешно ревновала его, когда он уезжал в ведомственный санаторий в Сочи. Мама несла всякую чушь, потом сама же хихикала. Папа смеялся: Манюшенька, да ты что, с ума сошла, ничего такого не было. И ещё помню их вечные споры о политике. Папа был коммунистом, мама всегда держалась в оппозиции. У неё были на то основания: в их большой семье, очень известной в Самаре, многие подверглись репрессиям. Папа же считал, что если бы не революция, он никогда не смог бы работать руководителем, а работал бы пекарем или землекопом, как его отец.

Самый большой конфликт между мной и отцом случился, когда мне было восемнадцать лет. Папа уже работал заместителем управляющего треста «Челябметаллурстрой» и уговорил меня поступить в ЧПИ, а не в институт физкультуры. В те годы считалось, что профессия физкультурника не намного выше профессии дворника, к тому же папа хотел, чтобы я продолжил династию. В силу своего характера я совсем не хотел быть строителем и на автотракторный факультет поступил только под напором родителей. Но любовь к боксу всё равно победила. Сборы, соревнования — я постоянно был там. К началу летней сессии, в конце первого курса, папе позвонили из института и сообщили, что я не хожу на занятия. Он пришёл домой и призвал меня к ответу. На занятия я и правда не ходил, но оценки в зачётную книжку себе поставил. Сам. Папа попросил показать зачётку, я показал. «Ты ещё и мошенник!» — сказал мой папа. Мы поссорились, я уехал в Омск, в институт физической культуры и спорта. Через три месяца папа приехал ко мне и попросил прощения. Он был очень сильным человеком и умел признавать себя неправым, если был не прав.

Когда родились мои дети, сначала Саша, потом Сергей, папа стал главной нянькой. Он брал свою любимую собаку, коляску с внуком и шёл гулять в парк. Папина строгость на внуков не распространялась, они видели в нём доброго спокойного деда. Сергей и сейчас очень часто вспоминает его, и не только в личном плане, но и в профессиональном. Помню, когда мы с друзьями начали строить школу бокса, я пригласил папу для консультации. Он походил, посмотрел. Говорю: пап, как ты считаешь, за год построим? Он ответил: пять лет. Я рассмеялся. Школу бокса мы строили ровно пять лет.

…Шестьдесят лет я живу боксом, и эту любовь подарил мне папа. Получилось, что он вооружил меня на всю жизнь. За эти годы мои ученики стали большими спортсменами, выросли порядочными людьми, многие из них — многократные чемпионы. Если бы можно было сейчас хотя бы на секунду переместиться во времени и увидеть родителей, я бы сказал: папа, поехали со мной на бой, ты увидишь, какой талантливый парень Мурат Гассиев. Папа бы поехал. И в Сочи, и в Америку, и в любую другую страну. Для него не существовало ни временных, ни возрастных границ. Он бы ответил: конечно, сынок, какой разговор. И болел бы не за боксёра, а за меня…