+7(351) 247-5074, 247-5077 info@missiya.info

…И мы подумали: а почему гостями «Миссии» обязательно должны быть всегда наши соратники и современники? Почему нельзя взять интервью у знаменитого героя или вымышленного персонажа из прошлого? Почему зазорно побеседовать с великой личностью былых времён о нынешних делах и проблемах?

Мир духов рядом, стоит только сесть за круглый столик и вспомнить азы спиритизма.


Кто к нам может явиться? А это уж как повезёт. Мы поговорим с любой тенью, а проницательный читатель пусть додумает сам, чей именитый дух почтил нас своим присутствием.

Вызывали?..

— Здравствуйте.
— Доброй ночи. Только давайте договоримся: никаких интимных вопросов. Все спириты норовят залезть в самое мне дорогое и весьма частное. А за два с лишним века это может надоесть, не так ли?

— Но ведь вы, кажется, и жизнь прожили такую, что она вся держалась на интимном и тайном: любовные сети, интриги, блистательное коварство…
— А с этих времён что-то кардинально изменилось? Оглянитесь вокруг. Современные дамы немногим отличаются от меня — моё лукавство обретается в их крови. Впрочем, масштабы роскоши, конечно, иные. Только я могла, скажем, приплыть к моему Антонию на корабле Венеры с алыми парусами, позолоченной кормой и посеребрёнными вёслами. Забавно было наблюдать за выражением его лица, когда он увидел меня возлежащей под золочёным навесом в окружении нереид, граций и купидонов. Играли арфы и флейты, тысячи курильниц испускали благоухание… Главное — декорации, понимаете? Это ерунда, что мужчину нельзя взять антуражем. Только антуражем и можно. Ну, мне теперь уже нечего кривить душой. Посмотрите на меня внимательно…

— Любуемся…
— А есть ли чем? Давайте откровенно. Рисунки и статуи лгут. Глаза у меня запавшие, верно?

— Н-ну… есть немного…
— Нос? Это же орлиный клюв.

— Вы преувеличиваете.
— А подбородок? Выдаётся безбожно, как каменистый мыс в Эвксинский понт. Нет, дорогой, я откровенна с самой собою: никакой особой красоты у меня никогда не было. Зато водилось другое.

— Что же?
— То, чему ещё предстоит научиться большинству ваших женщин. Они слишком серьёзны. Превратят себя перед зеркалом в очаровательных принцесс, тут же зачем-то сдвинут брови и тяжелой, основательной поступью пойдут к своей цели. А нужно, наоборот, расслабиться. В моём дорогом Египте кошка недаром была священным животным. Вы знаете, что кошку первой надлежало спасать из горящего жилища?

— Да, как и то, что во времена средневековой инквизиции её надлежало первой бросать в огонь…
— Оставьте, дорогой. Я, слава Амону, не дожила до этих времён. Так вот, кошка — идеальный пример для нас. Внешне она почти всегда расслаблена, а внутренне — сконцентрирована.  оготочки в мягоньких лапах. Обожаю кисок. Почему бы нам не брать с них пример, добиваться цели не всерьёз, а словно играючи?

— Психологи назвали бы это «парадоксальным намерением».
— Может, и так. Играйте, больше играйте! Помните мою первую встречу с Цезарем, когда мне нужно было вернуть трон? Настоящая театральная мизансцена! Заметьте, высчитанная до последнего взмаха руки. Напомнить?
Ночь в Александрии. Задумчивый император глядит на луну… Вдруг перед ним появляется оборванный грек с огромным мешком в руках: «Тебе подарок, Цезарь!» Что за драгоценность в мешке, как вы думаете?  онечно же, я! При свете луны он побледнел, как папирус, увидев подношение. Ему было пятьдесят четыре, а мне двадцать. Знаете, они все застывали, как соляные столпы, заслышав только звук моего голоса…

— Он и сейчас волшебен, царица.
— Благодарю. Но одним голосом много не наколдуешь. На мне в ту ночь было прозрачное платье, пышная причёска в три яруса, глаза, обведённые по-египетски густо, в три цвета. Духи с запахом сандала. После первого же поцелуя он уже шептал, что возвращение трона мне обеспечено.

—Когда-нибудь кто-нибудь мог устоять против ваших чар?
— О, да. Евнухи. Никогда не любила эту породу. Знаете, в Египте юным принцессам до созревания надлежало жить под их опёкой… Я их разогнала. Мне с самых ранних лет становилось мерзко от их вида и запаха. Нет! Мне нужны были настоящие мужчины, и я получала от них всё. Даже ценою их жизни. Они были готовы пойти на смерть за одну ночь со мной! Потом их головы выставлялись перед дворцом.

— Надеюсь, вы не советуете делать подобное современным женщинам?
— О, я думаю, из-за них тоже многие теряли головы, только в переносном смысле.

— И всё же — ради чего это было?
— У мужчин в руках — сила мира. Я всегда завидовала этой силе. И с тех пор, как села на трон (а мне было тогда восемнадцать лет), поставила перед собой цель: доказать, что есть сила, которая мощней силы мира. Сила женских чар, перед которой падёт любой властелин.

— А нельзя быть, скажем, э-э-э… самодостаточной? Утверждать свою силу, никого не попирая?
— А, это про женское изобретение двадцатого века, феминизм, так? Знаете, отчего он? От бессилия многих женщин. Они не могут очаровать, удивить, прельстить, заставить царя сделаться их рабом. Им остаётся только смириться и в сердцах молвить: ну и пропадай пропадом эти цари, обойдёмся без них!
Поймите, власть — это искусство. Я знаю дюжину языков, философию, литературу, играю на нескольких инструментах, изучила дипломатию и математику. Это позволяет просчитывать наперёд все ходы. Влюбишь в себя Цезаря — завоюешь Рим. Очаруешь Антония — твоего сына признают наследником египетского престола.

— Так и становятся богинями?
— Цезарь установил мою позолоченную статую в римском храме Венеры. Чернь плевалась и обзывала меня «александрийской куртизанкой». Но делать нечего, воздавали статуе божественные почести, пока им это не надоело. Тогда они взбунтовались и уничтожили, но не меня, а Цезаря. Императорам не прощают таких женщин, как я. Впрочем, оставаться богиней это не помешало. Позже, в бытность мою с Антонием, я официально приняла титул «новой Изиды».

— Наверное, истинные боги были оскорблены этим не меньше людей…
— Боги — это мы. Те, кто никогда не боится искушать судьбу и ходить по лезвию ножа. Да, сидеть в тени пирамид безопаснее. Но я из тех, кто предпочитает после жизни лежать внутри пирамиды, став больше, чем легендой. Для этого и нужно брать от жизни всё, что предлагает миг.

— Вы почти девиз нашего знаменитого напитка изрекли…
— И о нём слышала, да только неужели цедить ваши диетические шипучие зелья — это брать от жизни всё?.. А по силам ли выпить залпом десять миллионов сестерций?

— Это как?!
— Я заявила во время пира с Антонием, что выпью десять миллионов сестерций. Все подумали, что я сошла с ума. А я вынула из уха серьгу с жемчужиной, равной которой не было во всём мире, бросила в чашу с уксусом, и, когда жемчужина растворилась, выпила. После таких сцен Антоний не мог мною не восхищаться, понимаете? Он нарёк меня «нильской сиреной».

Ты знала хорошо,
Что сердцем у тебя я на буксире
И тронусь вслед. Ты знала, что тебе
Достаточно кивнуть, и ты заставишь
Меня забыть веления богов.

По-моему, именно эти слова, много веков спустя, вложил в уста Антонию Шекспир? Блистательней не скажешь.

— Антоний, кажется, был женат?
— Октавия, постная добродетель… После меня она казалась Антонию пресноватой. Была, конечно, верна ему и целомудренна до тошноты. Все беды начались не от неё, а от её братца Октавиана, будущего римского императора. Устав от позора Октавии, брошенной Антонием, он объявил войну, причём не Антонию, а лично мне. Римский Сенат бросил вызов куртизанке! О, в те дни я ощущала, чего стою! Антоний ради меня поднял меч на свой собственный народ. Впрочем, сражение мы проиграли. Антоний, расслабленный нашими с ним оргиями, не слишком крепко держал меч, а я легковерно посчитала, что полководческий талант сродни победам в любви и, командуя частью морского флота, потерпела поражение. Но разве в этом дело? Главное, я сражалась по-настоящему! И мои чары ослепляли воинов больше, чем блеск мечей!

— Куртизанка во главе армии…
— И что здесь для вас нового? Будто у вас нет политиков-куртизанок и воевод-куртизанок! Разница только в том, что они не афишируют этого. А мне скрывать было нечего! Да, гетера, кричала я, да, падшая, но пусть боги позволят вам так низко пасть, как это позволено мне, мне, чей профиль отчеканен на щитах воинов и монетах!

— И всё же закончилась эта история печально?
— Конечно, Октавиан не остановился. Он неумолимо наступал на Александрию. Спасти свою жизнь я могла только, изведя Антония. Тем более, к тому времени мне стал интересен сам Октавиан…

— Логично.
— К  Антонию был послан вестник, сообщивший ему, что я покончила жизнь самоубийством. Антоний тут же бросился на свой меч. Можно сказать, что у его смерти оказались мои глаза.

— Страшные у вас глаза, царица.
— Да, мой бесценный, страсть и страх — похожие слова. Впрочем, Октавиан не собирался повторять чужие ошибки. Он посадил меня под дворцовый арест, собираясь вскоре провести, как рабыню, в цепях за своей триумфальной колесницей. Вот тогда знакомый крестьянин и передал мне смоквы…  орзиночку с отборными, сочными плодами. Никто, кроме меня и него, не знал, что под смоквами запрятана ядовитая змея, укус которой смертелен. Я даже ничего не почувствовала. Только, когда уже в глазах темнело, вереницей пронеслись перед взором лица всех моих любовников, десятки, сотни, тысячи…

— Вы никогда не боялись смерти?
— Боялась. Смерть была моей единственной серьёзной соперницей. Чтобы одолеть этот страх, я ещё в бытность свою с Антонием организовала «Общество стремящихся к смерти». Я приручала смерть, как ручного зверька, привыкала к ней, изучала, ходила по склепам, бальзамировала тела умерших. В конце концов, я полюбила её, а она — меня. Поэтому финальная сцена прошла для меня легко.

— Не жалеете о прожитом?
— Я прожила за свою жизнь столько жизней, что мне не о чем жалеть. Не бойтесь и вы перемен, чаще, чем наряды, меняйте свою жизнь. Играйте, пока вы на сцене. Любите всем сердцем и так же всем сердцем остывайте. Будьте горячи, будьте холодны, но никогда не теплитесь, как тщедушная курильница.

— Вы всё же оказались откровеннее, чем желали в самом начале.
— Натура берёт своё, мой бесценный.  ак видно, даже являясь из вековечной тьмы, я не могу измениться.
Столоверчением занимался

Pin It on Pinterest

Share This