Наш разговор с Галиной Сачко то уносился в высоты справедливости и веры, то падал в бездну политических реалий; от образов русской литературы через особенности генетического кода россиян плавно перетекал к интуиции восточного человека и… матриархату. И между сиими «высокими материями» акварельно-ненавязчиво рисовалась жизнь русской женщины, родившейся в простой семье, и в постсоветский период оказавшейся у вершин власти Империи. А через 10 лет, после того как империя рухнула, создавшей с «нуля» факультет — единственный в своём роде на всю Россию, факультет Евразии и Востока Челябинского госуниверситета. Ни много ни мало — чтобы помочь своей стране выбрать правильный путь.
Но сначала было Муслюмово, заражённая зона, где после окончания филфака Челябинского педагогического она работала молодым учителем русского языка и литературы в башкирской школе. А в «народе» говорили, что Галина Владимировна — выпускница МГИМО. Но слухи оказались ложными, хотя и небезосновательными. МГИМО будет позже, а вот аспирантуру она закончила в МГУ. На кафедру научного коммунизма, где она работала ассистентом, пришло целевое направление. Редкий случай! Но не для неё предназначенный. «Человек начинается с кандидата! Это твой шанс!», — изрёк её научный руководитель. Галина раздумывала. Многие шептали: «Ты не имеешь права оставлять семью, маленькую дочку на два года!» Галина колебалась. «Подумай, Галя, — убеждала коллега, — своей дочери ты дашь гораздо больше, будучи кандидатом наук». И Галина решилась. Хотя мучительно осознавала, что приносит в жертву науке, карьере не себя, а дочь и мужа: «Это огромный психологический гнёт, когда всё поставлено на карту, и не защититься нельзя. Иначе жертвы твои напрасны»…
А приехав в Москву, поняла — это её город, совершенно совпадающий с её духовным восприятием. Ей там душевно и комфортно, и она всегда могла найти то, что ей нужно в каждый момент. Не картинные галереи, хотя и они. Как ни странно — на душу легла сама Москва с её архитектурой, местоположением, сочетанием ландшафта и построений. Много позже она поняла, почему.
— И какое качество Москвы оказалось сродни вам?
— Наверное, её «русскость». Петербург — европейский город, и кому-то это нравится, а мне нет. А в Москве есть то, что называется «евразийскостью» — и самое возвышенное, и самое низкое. Это и есть «русскость», дуализм, сочетание несочетаемого. Ведь что такое русский человек? Это западный ум и восточная психика, и они постоянно находятся в мучительной борьбе внутри одного человека.
— Так вот откуда все эти мучения?
— А русская интеллигенция всегда пыталась в себе эту проблему разрешить. И это объясняет, почему нас не принимает Запад со своим «рацио» и не принимает Восток со своей интуицией и органической связью с космосом. И у нас это есть, но оно вытесняется нашей рациональностью, приобретённой от Европы. Так вот, в Москве присутствует и Запад, и Восток: и холмы, и Кремль, и небоскрёбы.
— А любимое место?
— Это не одно место, мне их надо соединить. С одной стороны, это ВДНХ с его сталинской архитектурой. Все говорят: ах, сталинская архитектура — это так приземляет, так унижает человека. Ничего не унижает, меня возвышает, меня всё возвышает, что вздыблено в небо. Это богоборчество, которое есть в русском человеке: он постоянно выясняет свои отношения с Богом. А с другой стороны — это монастыри, церкви — без них нет для меня Москвы. И то и другое сочетается в новом храме Христа Спасителя. Это такая громада, устремлённая вверх, эта помпезность — да, человек устремился в небо! Но ничего этого я тогда не понимала, а воспринимала на эмоциональном уровне. Это сейчас, начитавшись, я осознала, что есть русский человек. Понятие о евразийстве помогло. Мы, действительно, синтез западного и восточного. От западного мы взяли всё, что связано с образованием, логикой, в общем, с левым полушарием. От востока — наши психика, поведение, ощущение сопричастности миру и космосу. Помните, у Достоевского: герои мечутся, они в постоянной рефлексии, в разладе с собой, в борьбе между разумом и чувствами. У западного человека нет разлада, рацио преобладает. Закон написан — надо выполнять, и он не будет думать: а почему так? А у нас первый сборник законов на Руси назывался «Русская Правда». То есть мало того, что это закон, он должен быть правдой, то есть соответствоватъ христианским заповедям. А если не соответствует — фиг с два я буду этот закон выполнять! Понимаете теперь, почему русские такие незаконопослушные? Это заложено в генах. А почему, собственно, гены не могут передаваться и от предыдущих поколений? Наследство есть и у народа: его история, его культура отражается по Юнгу в «коллективном бессознательном». Папы и мамы — также носители социума. Нам с генами передаётся, что мы россияне: и западное — то, что идёт от Киевской Руси, но и восточное — от татаро-монгольского периода. И самое красивое — наши храмы, и самое мерзостное — наши, простите, туалеты
— А как лично вы ощущаете в себе эту «русскость»?
— А я мучаюсь…
…Галина защитилась, вернулась в институт молодым коммунистом и стала секретарём партийной организации факультета. Галина Владимировна добилась положения среднего класса советского стандарта. Но завихрилась перестройка, и с ней — её грандиозная политическая карьера. Партии понадобились новые кадры, особенно идеологические, которые могли бы выходить в трудовые коллективы и разъяснять им новую политику партии. Галина была «мобилизована» Вадимом Соловьёвым по договору с… её заведующим кафедрой. Она стала секретарём по идеологии Центрального райкома партии, а это — все вузы Центрального района — 22 НИИ — и более 200 трудовых коллективов. Иные называли её «популисткой» за то, что «в народ» ходила. А кто-то одобрял: такой демократичный партийный лидер. Так или иначе, за три года Галина приобрела авторитет и популярность. И во время выборов делегатов на последний, 28-й съезд КПСС все 220 партийных организаций проголосовали за Галину Сачко. И на съезде, по горбачёвскому списку, она стала членом ЦК КПСС — одной из 33 женщин Советского Союза. Суперкарьера — за три года из молодого коммуниста — в члены ЦК КПСС! «Это было необыкновенное время душевного подъёма и энтузиазма! Это было время, когда не стыдно было быть счастливым…» Она, как все, жила ожиданием лучшего и участвовала, причём, на самом высоком уровне, и марионеткой себя не ощущала… Чего не может сказать про сейчас, потому что сейчас, она полагает, как раз такое время, когда стыдно быть счастливой. Стыдно. «Допустим, я могу в этой жизни выстроить свою нишу и там быть самодостаточной и счастливой. Мне достаточно красивого заката, книги, которая мне интересна, музыки, которую я люблю. Но выглянешь, и такое появляется недовольство собой: да как ты смеешь быть счастливой, когда рядом творится такое!»
Но и тогда эйфория продолжалась недолго. Через три года начался крах, наступило разочарование и… пришло понимание того, «что с нами сделали». Галина Сачко воспринимала происходящее в стране не только эмоционально, но и как политолог и геополитик.
— И что вы надумали?
— Как правило, члены ЦК КПСС не вернулись тогда на свои рабочие места. А я вернулась на своё место доцента кафедры политологии и 10 лет мучительно раздумывала, как и что можно сделать теперь. Некоторые политику сравнивают с наркотиком: мол, раз вкусив, всё остальное кажется пресным и мелким. Конечно, тогда мы приобщились к судьбе сверхдержавы и одномоментно стали никем. Мне надо было найти что-то приемлемое. И, представьте себе, я нашла: пришла к своему новому факультету, который готовит — скажу громко — будущую элиту России. Способную правильно оценить прошлое и настоящее и выстроить будущее России. Способную противостоять «западнизации» нашего общества, стремлению некоторых известных стран (США, в первую очередь) приспособить Россию к собственным интересам. Таким вот образом я решила внести свою лепту в эти процессы, может быть, немножко опережая время. Ещё семь лет назад, когда мы открывали факультет, слово «Евразия» вообще никто не знал. Тем более — не понимали, зачем нам нужны специалисты по Китаю, Японии, Турции, Арабским странам. А сейчас это уже общее место. Сейчас очевидно, что Америка захлебнётся под своей ношей мировой гегемонии, что набирает силы Восток, страны АТР — в экономическом; Китай, как минимум, — в демографическом отношении. И не учитывать эти новые реалии просто смертоубийство для страны. Семь лет мы готовим специалистов, и уже есть два выпуска.
— И что они могут сделать, ваши специалисты?
— Они уже не будут поступать так, как это делали политики и специалисты, которые ориентировались на Запад, на реформу нашей страны по западному образцу, которые презирали и уничижали нашу историю, в том числе и советскую. Они хотя бы не будут повторять этих ошибок.
— Знание — великая сила.
— Знания мало. Наш факультет отличается не только особыми знаниями. Скажу больше: на нашем факультете, может быть, единственном в России, есть ещё и идеология. Та самая идеология евразийства, согласно которой Россия — самостоятельная и самобытная цивилизация, которую нельзя свести ни к Западу, ни к Востоку.
— А Путин знает об этом?
— Путин знает, но я подчёркиваю: знать мало, надо иметь возможность реализовать.
— Так есть такая возможность или пока нет?
— Думаю, пока в его окружении такой возможности нет. Но как бы вам это ни показалось странным — я это делаю снизу! И получаю подтверждения, которые убеждают меня, что я на правильном пути. Какие? Семь лет назад с папкой документов отправилась в Москву, в МГИМО — за рекомендацией, чтобы министерство выдало лицензию. И вернулась через… две недели. Это было невероятное стечение обстоятельств! Все подумали, что у меня везде связи. А я отвечала: «Мне высшие силы помогли». Каждый понимал по-своему. Что касается сегодня, то начинают понимать, что нам надо смотреть не только в сторону Запада, но и на Восток. И если мы будем стоять к Востоку нехорошим местом, то можно получить… удар в спину. И хотя мы провинциальный челябинский вуз, начиная с позапрошлого года, с первого выпуска, наши ребята проходят практику, и очень успешно… в МИДе. Кто бы мог подумать о такой возможности лет 10 назад? 16 наших ребят в прошлом году проходили практику в МИДе, и 14 из них получили рекомендации на работу в министерстве. И они ещё думают: ехать им туда или нет.
— Есть другие возможности?
— Есть практическое дело. Они прагматично подходят к выбору: рекомендация действует в течение двух лет, они сначала здесь поработают в каких-то фирмах с внешнеэкономическими, внешнеполитическими связями. Подработают, накопят опыт, потом там им больше цена будет. Второе подтверждение: когда я начинала, слово «Евразия» никто не выговаривал. За эти несколько лет появились две партии «Евразия», которые борются за власть в парламенте. И ведь не мы к ним в Москву ездим, а они к нам в Челябинск. Они включают меня в политсоветы своих партий, хотя я дистанцируюсь от политики. Контактирую с ними, когда речь идёт о пропагандисткой, идеологической работе, научных конференциях, к примеру. Россия должна самоопределиться, понять, кто она есть, куда идёт и с кем.
— Страна, которая не самоопределилась, идёт в никуда…
— Или её ведут. Так что, видите, сижу тут себе тихонечко, «примус починяю», а они ездят ко мне из Москвы. А не я к ним.
Евразийство позволило Галине найти многие ответы — бытового уровня психологии людей, их взаимоотношений. В своих размышлениях о жизни она забиралась всё глубже и дошла до таких вопросов, на которые не может найти ответа, где ни искала — ни в православии, ни в буддизме, ни в иудаизме. Самые простые вопросы, и самые мучительные: где грань между добром и злом? И чем руководствоваться, выбирая между действием и смирением: когда надо действовать, а когда — смириться с тем, что есть. «Вот-вот вроде нащупаешь ответ, но, проникая в более глубинные пласты, сама же отрицаешь его». Она забиралась в изотерику — корень всех религий, и там ответа не нашла. «Уже настолько измучилась, боже мой, думаю, вся русская интеллигенция на этом спотыкалась! Толстого «Исповедь» перечитала, он пишет, что, мучительно размышляя, приходит к Богу, но поскольку он разумом приходит к нему, то разум может и увести. Единственное, что может удержать в Боге — вера».
— Ну хорошо, а какая судьба ожидает Россию — найти ответ на этот вопрос евразийство поможет?
— Запросто. Назначение России в разрешении конфликта между Западом и Востоком. Если хотите, Россия всему миру показывает, как можно жить на одной территории людям разных культур, религий и менталитетов.
— А Чечня?
— Если вы скажете, что мы с Чечнёй жить не можем, потому что там мусульмане — это не так. Вон у меня на факультете мусульмане учатся. Чечня — не национальная проблема, не религиозная, а сугубо геополитическая и экономическая. Своя Чечня есть у любого государства, даже у такого благополучного, как Великобритания. Сильная Евразия не нужна не только Америке, но и другим.
— Поэтому нам надо срочно начинать дружить с Востоком?
— Нет, политика дело хитрое, нам надо срочно начинать дружить со всеми, с кем можно. Даже с США. Не говоря о восточных странах, которые мы забросили, но с которыми у нас были добрые отношения в советский период, куда мы делали хорошие поставки, строили свои заводы, где есть рабочие места. И некоторые арабские страны строили социализм, это хорошо сочетается — ислам и социализм. В той же Сирии, например, до 200 тысяч рабочих мест, которые могли бы заполнить русские специалисты. А мы теряем там всё — рынок сбыта, труда, выгодные проекты… А Америка — что о ней говорить. Всё давно рассчитано: ось сдвигается, температура меняется, материки перемещаются. Так что Америка уйдёт под воду, а Евразия поднимется. Для кого «конец света», а для нас — начало.
* * *
Вспомните молитву Оптинских старцев: «Дай мне, Бог, понять, что есть добро и зло, отличить первое от второго, изменить то, что можно, и смириться с тем, чего нельзя изменить»? Галина Владимировна, декан факультета Евразии и Востока, мучима теми же вопросами. И пока не получается у неё гармонизировать свой изменяющийся внутренний мир с деятельностью декана факультета. И для себя она решает проблему: имеет ли право и дальше это делать.
— Но ваша работа приносит плоды…
— Это позиция европейского человека — да, появляются специалисты, да, они востребованы и послужат стране. Но есть и другая сторона — я лично.
— Восток в вас?
— Да. Знаете, главный принцип даосизма: не вмешивайся в естественный ход событий? Потому что он тебе не известен. Вот она, восточная мудрость: как ты, человек, песчинка в этом космическом мире, можешь предпринимать что-то. Ты даже не знаешь, будешь ли ты жить через минуту, а берёшься решать судьбу планеты. Надо быть подобно воде, что принимает форму сосуда, разливается, если ничто ей не препятствует, задерживается, если на её пути встречается плотина.
— А если бы вы в молодости так жили, ваша семья была бы обеспечена?
— Боже мой, да откуда я знаю, что было бы и почему?
— Но вы же взяли на себя эту роль.
— Опять с позиции западного человека. Есть хороший анекдот на эту тему: бизнесмен спрашивает аборигена, развалившегося под пальмой: «Чего лежишь? Иди, работай. Будешь работать — получишь много денег. Поедешь на острова и ляжешь под пальмой». «Так я и лежу», — отвечает тот.
— Но разве мысль, приходящая в голову, случайна? Разве случайна ваша идея организовать факультет, разве следовать своим мыслям, идеям — не есть течение реки, о которой вы говорили?
— Только этим и оправдываешься. Хотя если ты человек размышляющий, тебе в голову приходит вторая супротивная мысль. Мы — западные, мы — рацио, задушили в себе интуицию. Я ощущаю её лишь психологическим дискомфортом. Эмоциональный, может, разобрался бы, а у меня — душа болит. У меня напрочь отсутствует интуиция, остались только эти мучения, беспокойство, но понять их я не могу. Потому что всю жизнь дрессировала себя на рефлексию: всё надо осмыслить, проанализировать, выстроить свою линию поведения и действовать — вот что мы с собой делаем. А кто сказал, что это правильно?
