Они — вечные утешители пишущего люда. Они — почти без исключения — обладают чувством юмора, горазды на меткие афоризмы, сами заваривают себе кофе и не жалеют его для гостей. И они всегда великолепно снисходительны, ибо людям, не умеющим прощать окружающим недостаток опыта и прочие мелкие неловкости, в воспитателях делать нечего. Они — отцы-командиры, начальники военных училищ.
Форма у генералов красивая, погоны вышитые, звание звучит гордо. «Генерал такой-то!», все упали и отжались. А уж в журналистском пуле вслед за генералом по его территории идти — вообще красота. Приказы не обсуждаются, а выполняются, дорожки разметаются, двери сами собой распахиваются, и все кругом любезны до сверхъестественной чрезвычайности. Эксклюзивной информации можно нахапать два мешка, и ещё могут дать пострелять. Только вот редко генералы журналистов любят, чаще терпят, а ещё чаще ссылаются на Родину, которая приказала, и вежливо выпроваживают. Ибо отстаивать свободу слова и защищать Отечество — функции кардинально различные, почти всегда друг другу противоречащие. Потому «гуд бай, май лав, гуд бай», встретимся в другой жизни, и солдатик на КП втихаря ухмыляется в воротник, провожая очередную, несолоно хлебавшую, съёмочную группу. Но это, как правило, генералы военные.
Генералы из правоохранительных органов, в силу рабочей специфики, с прессой контактируют чаще, но и не любят её ещё пуще: за пронырливость, крикливость и вечную путаницу в терминах. Могут даже приказ в дежурку спустить: «Для репортёра такого-то меня на месте нет никогда». Тогда дежурка станет на голубом глазу рапортовать, что «трщ генерал» час назад отбыл в штаб, даже если он в этот момент бодрым шагом будет проходить мимо. «Это вам видение, это вам почудилось, а трщ генерал час назад отбыл в штаб».
И можно до хрипа орать о праве репортёра на информацию или заколоться верным «паркером» прямо у мраморного входа — ничего от этого не изменится. «Трщ генерал», аккуратно перешагнув через ваш безобразный трупик, «отбудет в штаб» для следующего претендента.
И только генералы-начальники военных училищ — великие утешители вечно страждущего пишущего люда. Они почти всегда на месте, а если и не на месте, то где-то на территории училища, и есть шанс увидеть их через прутья забора и докричаться. Они почти всегда соглашаются поговорить с прессой, не перепоручая это замполиту — потому что круглосуточная ответственность за несколько батальонов пусть здоровенных, но пока ещё пацанов, заставляет их реагировать на каждую просьбу о личной встрече. Они — почти без исключения — обладают чувством юмора, горазды на меткие афоризмы, сами заваривают себе кофе и не жалеют его для гостей. И они всегда великолепно снисходительны, ибо людям, не умеющим прощать окружающим недостаток опыта и прочие мелкие неловкости, в воспитателях делать нечего.
Начальник Челябинского краснознамённого института штурманов, генерал-майор Сергей Хоронько есть ярчайший образчик вышеизложенного в последнем абзаце. Поэтому беседовать с ним было б истинным удовольствием, если бы не одно «но» — дела, которые генерал решал по ходу интервью. То начальник автомобильного института позвонит, то начальник ГУИН, то срочно надо раздать ценные указания по подготовке территории новогоднего снежного городка, то подчинённые зайдут поздороваться и доложить, что за время дежурства — без происшествий. И ещё день вывода войск из Афганистана, надо поздравить ветеранов, вы же понимаете… В общем, о последовательности ответов и вопросов пришлось забыть сразу, зато экспромты лились рекой. Так что общение всё равно получилось продуктивное.
Любовь и дети
Для начала Сергей Николаевич о себе доложил кратенько. «Небо — мечта детства», отец-прапорщик, всё детство по военным авиационным городкам. И, в общем, были у отца два сына, первый — умный, а второй лётчик. Это к тому, что старший брат стал военным врачом. Тамбовское училище лётчиков имени Марины Расковой, восемь лет в Шадринске, три года в академии, потом Южноуральск, потом нынешний пост. Из сокурсников по Тамбову никто генералом не стал. Всё не как в анекдоте. Несмотря на то, что в молодости Сергей Хоронько страшно походил на нынешнего секс-символа Дмитрия Певцова, от разбитых в мелкие дребезги девичьих сердец он решительно открещивается. «Люблю жену, жену люблю, навсегда, одну её». Познакомились с Мариной на первом курсе, поженились на четвёртом. Два сына, Евгений и Андрей, оба сугубо гражданские люди. И так получилось, что Марине Назаровне пришлось воспитывать пацанов почти одной. Потому что родной папа всё своё рабочее время отдавал воспитанию чужих. «Прихожу домой — они спят. Ухожу — они спят. И так до сих пор — они с мамой ближе, чем со мной».
По стопам отца, впрочем, не пошли по другой причине: оба рано начали работать за компьютером и испортили себе зрение. Поэтому военная карьера обоим обломилась, однако Сергей Николаевич надежды не теряет: «Хоть внука, но выращу военным. А то, получается, зря анекдот сочиняли, что стать генералом может только сын генерала. Даже как-то неудобно. Жена, кстати, носит простые сержантские погоны».
— Товарищ генерал, что же так скромно-то?
— Не знаю. Я сколько раз предлагал Марине: давай, хоть прапорщиком станешь. Она наотрез: хватит мне в семье одного командира, не хочу, не буду…
— Значит, большую часть жизни воспитывали чужих детей?
— Получается так.
И пришлось говорить о чужих…
Дружба и служба
— Говорят, были когда-то давно такие неофициальные инструктажи в военных училищах перед увольнениями. Что если боевой товарищ твой нагрузился выше ушей и не может идти, а ты по той же причине не можешь его нести, то хотя бы лицом вниз или набок его положи. До сих пор так инструктируете?
— Мы обязательно говорим о безопасности, — дипломатично заметил Сергей Николаевич.
— Тогда ВИЧа не было, а сейчас есть… Об этом говорите?
— Обо всём говорим. И об этом, в том числе, профессиональные врачи приходят, объясняют.
— А вот раньше помнится, бывалоча, девушки сверхлёгкого поведения по каптёркам курсантским неделями прятались…
— Да и сейчас бывает, прячутся, — Хоронько решительно отбросил дипломатичность. — Чего вы хотите, молодые здоровые парни…
— Хоть не болеют потом?
— Так ведь инструктируем.
…Ещё одной неуставной болячкой всех начальников военных училищ, кроме водки и девушек, естественно, остаются драки. Общеизвестно, что между родами войск чуть ли не с петровских времён происходит негласное соперничество, периодически плавно переходящее в мордобой. По крайней мере, в годы моей бурной юности курсантам из ЧВВАКУШа на дискотеку в Парк Пушкина лучше было не соваться, потому что там их поджидали курсанты-автомобилисты, в просторечии «баллоны». Но и тех, и других караулили на выходе «танкисты», так что дружбу между училищами не могла наладить даже гарнизонная гауптвахта. Перестройка, распад СССР, открытие новых дискотек, новый УПК «баллонов» с «фанерой» не помирили никак, а танкисты, видимо, вообще поклялись никого, кроме своих, не уважать. Однако пару лет назад «тридцатилетняя война» неожиданно погасла. Говорят, что именно Хоронько нашёл решение, подкупающее своей простотой, хотя товарищ генерал от этой чести решительно открещивается…
— Мы с Александром Афанасьевичем (Напримеровым, начальником ЧВВАИ — ред.) сначала курсантов просто в увольнения не пускали: он своих, я — своих. А потом перед парадом в Екатеринбурге построили их друг напротив друга, сами вышли на середину и поговорили. Мол, что нам делить, делаем одно дело, защищаем Отечество. В общем — отставить распри, и чтоб больше никогда. Пока вроде тихо.
…Тем не менее, сам товарищ генерал, при всём глубоком уважении к остальным родам войск, не особенно скрывает, что ВВС были, есть и будут элитой вооружённых сил России. Потому что в автомобиле или танке можно, в случае чего, на обочину съехать. А силу тяготения никто отменить не в состоянии, поэтому человек, покоряющий небо, изначально готов к тому, что «либо грудь в крестах, либо голова в кустах»…
— Ещё подводникам тоже трудно приходится, — несмело вякнула я.
— И подводникам тоже, — благосклонно согласился Сергей Николаевич. — Но такого училища в нашем городе нет. Поэтому я своим курсантам всегда внушаю одну мысль что они обязаны всё делать лучше, чем другие. Потому что лётчики и штурманы — элита.
— А на парадах автомобилисты с танкистами лучше ходят, это весь Челябинск знает…
— Потому что пока они маршируют, мы летаем, — отпарировал генерал и внушительно добавил: Но это не значит, что мы с ними не считаемся. Просто каждому своё. С начальниками остальных военных вузов — Напримеровым, Лукьяновым — у нас великолепные отношения. Прекрасные офицеры, настоящие профессионалы.
Город Монино, Московская область. 1989 год.
Реалии и слабости
В общем, с отношениями между войсками всё было ясно. Дружба дружбой, а служба — службой. Зато оплата этой службы роднит всех без исключения. По мнению Сергея Николаевича, для того чтобы военный лётчик чувствовал себя более-менее уверенно материально, «оклад денежного содержания» нужно срочно повышать, как минимум, в два раза. Потому что сейчас боевой офицер, лётчик или штурман, со всеми надбавками за постоянную боеготовность и вредные условия, получает не более 7-8 тысяч рублей.
— Скоко-скоко? — от неожиданности я зафальцетила не хуже Жванецкого. — Это же издевательство!
Хоронько молча пожал плечами, потому что громогласно возмущаться, видимо, уже устал. Или, может быть, после приснопамятного заявления Президента Горбачёва про армию, которая нас объедает, положил себе за правило спокойно продолжать служить Отчизне так, как учили, как служил отец и брат. Потому что если возмущаться от всей души по всем политическим поводам, нервы можно за месяц растрясти. А они у профессионального лётчика, тем более начальника училища, должны быть из легированной стали. Опять же, последнее время всё стало потихоньку налаживаться.
Даже если сравнивать с 2000 годом. Саннорма налёта курсантов за четыре года — 220 часов. В этом году уже дотянули до 180. И хотя всего объёма того же требуемого топлива не дают, в лучшем случае на 2/3, но положение однозначно улучшается. А вообще, у авиаторов есть поговорка: меньше летаешь — дольше живёшь.
— И насколько ухудшилась боеготовность истребительной и дальней авиации за время, прошедшее с развала союза?— погребальным тоном вопросила я, готовясь к любому ответу.
— А ни насколько, — неожиданно жизнерадостно отрапортовал генерал Хоронько. — По уровню дальней авиации — точно. ТУ-160 уникальный самолёт, у потенциальных противников такого нет. ТУ-95, то же самое. Оба могут нести ядерные заряды, одного хватит, чтобы все Штаты накрыть. Сомнений не может быть никаких, отобьёмся от любого агрессора.
— А кто отбиваться будет? Последнее время молодые лейтенанты, как ужи на сковороде, крутятся, только чтобы не подписывать контракт с Минобороны и из армии сбежать сразу после «госов». Их понять можно: зарплата в войсках нищенская, жилья нет, а бесплатный диплом о высшем образовании в кармане. Можно искать гражданскую профессию.
— Наши не бегут.
— Потому что любят небо и Родину?
— Потому что у коммерсантов пока нет самолётов дальней авиации. И танков тоже нет, так что и танкисты почти не бегут. Зато у нас есть возможность получить бесплатно второе высшее образование, поэтому штурманы и лётчики имеют возможность достойно устроиться после выхода на пенсию. А одной любовью к небу сейчас, к сожалению, не проживёшь.
…В общем, если кому захочется поговорить о романтике, то к Сергею Николаевичу лучше с этим не обращаться. Он привык решать реальные задачи. Поэтому, как закоренелый реалист, положительно смотрит на службу женщин в армии, отрицательно — на знаменитый полёт Чкалова под мостом и сквозь пальцы — на курение своего водителя. Хотя сам не курит, но шофёру прощает. Зато парень ездит хорошо, а если он без сигареты будет нервничать, кому от этого станет легче?..
— Значит, девушек и дамочек в армию призовём?
— Ну если завтра война — если завтра в поход. В Кургане был выпуск девушек-штурманов, сейчас в погранотряде оттуда одна девушка летает штурманом. Не хуже остальных, хотя есть, конечно, сложности чисто физиологического плана. А вообще, в Израиле все в армии служат, без различия пола. И ничего плохого. Время сейчас сложное, мрази много развелось. Женщина должна уметь защищать себя.
— Логично, но грустно. А Чкалова за что так неблагосклонно? Он же хотел, как лучше, он же свою готовность проверял на случай нестандартной боевой ситуации?
— Да это он так отговаривался. На мой взгляд — просто лихачество, бравада. Риск должен быть оправданным. Когда я служил в Южноуральске, ещё в советское время, у нас тоже был один майор. Там, как многим известно, трубы ТЭЦ над городом торчат. Пять штук. Вот он между двумя из них и пролетел. Сняли его с лётной работы. Не жалко ничуть.
— А наши сверхизвестные «Витязи», «Стрижи»? Тоже ведь, по большому счёту, без особой нужды рискуют…
— Ну что «Витязи», «Витязи»— элита, я их, кстати, лично знаю. Отличные лётчики, выше западных на голову. Блестяще выполняют свои задачи…
К «Витязям» у генерала обнаружилась явная слабость. Хотя без сомнения, любому из своих подчинённых, который хоть на секунду возомнил бы себя таким же орлом, оторвал бы голову. Ибо риск должен быть оправдан. Больше семи десятков погибших на Украине, где, совершавшая показательный полёт «Сушка» не вышла из фигуры, — слишком большая плата за красивые выкрутасы в воздухе…
Борисихиным Николаем Андреевичем. ЧВВАИ, 2001 год.
Взыскания и благодарности
«Записывайте», — профессионально скомандовал мне бывший начальник генерала Хоронько по Шадринску, Владимир Шихов. Он ныне работает в управлении УЖХК города и наизусть знаком всем журналистам, хоть раз в жизни писавшим о коммунальном хозяйстве. Суровенький, запись своих комментариев требует предоставить на вычитку всенепременно. Заставил пообещать, что каждое его слово о бывшем подчинённом будет записано точно и приведено без сокращений. Цитирую. «Упорен и настойчив в достижении поставленной цели, не считаясь с личным временем, довёл показатели эскадрильи до передовых, человечен в отношении к окружающим и обращении с ними. С большим уважением и вниманием относится к ветеранам, и не только тем, кто занимал высокие посты, но и рядовым труженикам».
Запись под диктовку происходила как раз в кабинете Хоронько, куда Шихов зашёл поговорить по тепловым сетям. Во время торжественного спича бывшего начальника Сергей Николаевич заметно смущался. Зато потом с большим смаком рассказал о первом взыскании, которое будущий генерал получил в бытность старшим лейтенантом в Шадринске. Вёл курсантов, они хором заскулили, что не успевают в столовую, не успевают, товарищ старший лейтенант, давайте сократим путь через забор. Товарищ старший лейтенант не нашёл причины отказаться, но когда, как положено, перемахнул препятствие последним, то прямо перед собой узрел начальника штаба полка. Который, в свою очередь, уже успел выстроить в аккуратную шеренгу всех сыпавшихся с забора курсантов. Как говорил Марк Твен, опустим завесу жалости над концом этой сцены…
Отдых и развлечения
Что касается развлечений, то Сергей Николаевич, не сказать, чтобы оригинален. Как и все люди в погонах с крупными звёздами, любит охоту осенью по уткам. Ружьё тоже самое что ни на есть демократическое, что, впрочем, не умаляет его боевых качеств: ТОЗ-34, вертикалочка.
Последнюю книгу читал, не помнит какую, потому что в восемь-ноль-ноль на работу, в двадцать-ноль-ноль с работы шесть дней в неделю, телевизор смотреть — и то сил не хватает.
С парашютом прыгать не особенно любит, только по служебной надобности, потому что действующий лётчик обязан совершать в год два прыжка. Однако специально прыгал и со старшим сыном, и с младшим — чтобы подстраховать. И пацаны вошли во вкус, что откровенно радует…
В свободное от работы время предпочитает одеваться в гражданское или камуфляж, потому что по магазинам приходится ходить, как и любому другому нормальному человеку. А генерал в мундире, стоящий в очереди за курицей, что ни говори, зрелище оригинальное, люди оборачиваются.
Деньги, которые зарабатывает, складывает «в тумбочку», туда же кладут зарплату и стипендии все члены семьи. Кому потом сколько надо — тот столько и берёт.
Собака имеется. Сука-миттельшнауцер, любит и слушается хозяина беззаветно, попробовала бы не…
Что такое счастье для начальника военного училища? Это когда по ночам не звонит телефон, потому что ночной звонок — это всегда ЧП.
А потенциального противника мы победим однозначно. Всем спать спокойно. Генерал сказал. Он знает.
