Откуда паника?

Конформизм (именно его называют стадным чувством) не зависит ни от возраста, ни от гендера, ни от образования, ни уж тем более от финансового положения. Когда человек ощущает конфликт между тем, что думает он сам, и тем, как думают и ведут себя окружающие — он выбирает то, что делают и думают другие, чтобы не отличаться от толпы. Личное мнение он прячет до поры, до времени. Если при этом у человека нет чёткого понимания происходящего, он точно делает выбор в пользу решений, которые принимает большинство.

Так начинается паника. Это именно то, что мы наблюдаем в виде неконтролируемых потребностях публики в странной группе товаров. Мы не знаем реальную ситуацию. У нас нет объективных данных. Следовательно, мы полагаемся на мнение группы, которой более-менее доверяем. Да что говорить, я сам захожу в магазин, вижу полные полки туалетной бумаги, гречки, макарон, но я беру пачку гречки и кладу в корзину, сам не понимая зачем — мы её едим раз в полгода. «Ну пусть будет», — думаю почему-то я, прекрасно понимая, какой механизм воздействует на моё сознание.

Коронавирус не сделал с обществом ничего принципиального нового. Единственное качественное отличие этой эпидемии от ранее известных — перенасыщенность медийной среды негативной информацией. Нас помещают в абсолютно чёрный контекст, давящий и непроницаемый. И, на мой взгляд, именно этим объясняются беспрецедентные противоэпидемические мероприятия на государственном уровне с закрытием границ, запретом авиаперелетов, отменой крупнейших международных, впрочем, и всех прочих массовых событий.

Мы все принудительно погружены в новостную ленту. Мы все пытаемся ответить на вопрос, насколько велик риск, сколько это продлится, какие принять меры. Мы все находимся в тревоге и выключить её не можем. И нам кажется, что чем больше мы будем знать, чем больше соберём информации, тем лучше разберёмся в ситуации. Но парадокс просвещения в том, что избыток информации совершенно точно не делает нас умнее.

Как рассуждают политики? Они должны думать о том, как бы чего не вышло, и подстраховаться от тяжёлых последствий. Работает тот же принцип конформизма. Лидер страны размышляет: у меня есть вариант изолироваться и закрывать границы либо не изолироваться. Что выбрать? Никакое правительство в мире сейчас не имеет экспертной проверенной информации о том, как этот будет дальше развиваться ситуация, как её прогнозировать, контролировать, и в какой срок всё уляжется. Никто не в состоянии сейчас это сказать. Никакими деньгами он не может купить достоверную информацию, которая подсказала бы ему верное решение. Лидеры государств делают выбор, исходя из того же принципа, что и любой обыватель, когда решает, покупать ему гречку или нет. Он смотрит на окружающих и на то, что они делают.

А дальше события разворачиваются как снежный ком. Ты сидишь и думаешь: «Я такой умный, опытный политик, я не буду поддаваться панике». А потом ты наблюдаешь, как действуют твои коллеги, и начинаешь сомневаться: «А если они правы? Если тот вариант, по которому они идут, самый безопасный и верный? Я никогда потом не смогу обосновать, оправдаться, почему я был таким осторожным. Следовательно, лучше я сделаю, как они. По крайней мере, хуже не будет».

Есть ещё штука в психологии — плюралистическое неведение. Когда два человека не могут принять решение в сложную минуту и не делают ничего, то, если один начинает действовать, другой повторяет его действия. Если вы ужинаете в ресторане и рядом за столиком кому-то плохо, вы не врач и не знаете, что делать, то вы будете повторять действия того, кто будет делать хоть что-то. Поведение другого человека в аналогичной ситуации воспринимается как верное. Потому что другого варианта у нас нет.

В состоянии сомнения решения других людей для нас является источником информации, их поведение — моделью. Стресс слишком велик, и страх заглушает собственную интуицию.

Отличие этой панической и экстраординарной реакции от известных нам по прежнему опыту в том, что снежный ком оказался слишком большим: увеличился объём информации. Не статья в газете, не сообщение по радио, а вал публикаций в соцсетях. Возросла скорость передачи информации, уменьшилась дистанция до опасности. Но диалектика просвещения та же: чем больше информации, тем меньше уверенности в том, что ты знаешь правду, тем менее мы защищены от недостоверных сообщений.

Когда у нас один серьёзный источник — к примеру, на проповеди в воскресенье пастор сказал, что никто не заразится, это одна история. А когда источников информации бессчётное количество, мы вместо ответов находим всё новые вопросы. И имеем в результате навязанную повестку, навязанные решения, навязанное поведение.

Плотность и насыщенность информационного шума такова, что включаются все тревожные кнопки психики. Качественно изменилась информационная среда: вспомните, какие у нас были телефоны пятнадцать лет назад и какими источниками информации мы пользовались. Именно информационный шум формирует панические реакции. Но этот фактор не отменить. Лучше всего себя чувствует человек, который живёт без интернета, ест чеснок, пьёт водку, кашляет и очень удивляется, что в магазине исчезла туалетная бумага.

Мы не в силах остаться на своей отдельной маленькой планете с цветком — мы внутри огромного социума. Отключить внешнее воздействие мы не сможем. Но в ситуации конфликта между своим мнением и мнением, которое навязывает группа, в голове должен звенеть звоночек: ага! внимание! Осознать сам процесс влияния на тебя и в известной степени манипулирования твоим сознанием — это минимум, что можно сделать. Это, пожалуй, единственный способ минимизировать психологические издержки.

Осознавая этот момент, необходимо сделать паузу. Выключить новости на любом носителе. Налить себе кофе, послушать музыку, почитать классику и выдохнуть. Как приговаривала Скарлетт о’Хара: я подумаю об этом завтра. А завтра всё может выглядеть не так страшно.

Мир будет прежним и после пандемии. Мы не будем бояться путешествовать, общаться, летать. В базовой сборке человек останется тем же, что и раньше.