У главы Администрации Советского района безупречный вкус, потрясающе красивый голос и изысканные манеры. Сын офицера, прошедшего Великую Отечественную, выпускник челябинского политехнического, руководитель с двадцатипятилетним стажем, негласный староста среди своих коллег, Михаил Васильевич Буренков абсолютно убежден в том, что при полном взаимопонимании и доверии в жизни можно разговаривать даже шепотом.
Глава 1. Зачем мужчине друг
– Что вы любите, Михаил Васильевич?
– Неожиданный вопрос… Зиму. Горные лыжи. Уехать из зимы в лето. Плавать в море. Осень. Желтые листья. Походить с ружьем на охоте. Спорт. Бег. Бегать люблю больше, чем плавать. Но не от любви к бегу, а от нелюбви к лишнему весу. Водить машину. Быть нужным, нести ответственность. Люблю свою работу. Люблю, когда все вокруг чисто и красиво. Я вообще люблю красоту – во всех ее проявлениях.
– А людей делите на мужчин и женщин?
– Конечно, делю. И не верьте, если вам кто-то скажет обратное.
– От женщин требуете меньше?
– Если мы говорим об исполнительской дисциплине, то критерий моей требовательности не различается. А если об интонации, то с мужчинами я разговариваю намного жестче.
– Мне кажется, что рядом с вами легко и спокойно, если соблюдать вами установленные правила.
– Вы правы, зачастую я диктую правила, мне и жена об этом говорит. Если меня не понимают, я начинаю повышать голос. Хотя считаю, что это неправильный путь убеждения. Наверно, сказывается большой срок работы на руководящей должности. Там, где я понимаю, что должен вести за собой, я веду. Тот, кто со мной, должен работать по моим правилам. Если завтра будет, условно говоря, Петров, Сидоров, Иванов, будут работать по другим. Человек команды должен работать по правилам команды.
– А дружить?
– (Улыбается). Однажды близкий друг даже обиделся на меня, когда я выбрал горнолыжный курорт, не посоветовавшись с ним. «Ты так решил, ты и поезжай», – сказал он мне.
– Помирились?
– Конечно. Друзья для меня очень важны. Мы даже скучаем, если долго не видимся, иногда специально ищем причину, чтобы встретиться. Многие говорят, что в нашем возрасте друзья не появляются, а я считаю, что это ерунда, поскольку друзья приобретаются в любом возрасте, в разные периоды жизни. Конечно, в силу своего опыта к понятию дружбы я подхожу весьма избирательно, но если человек мне близок по духу, схож со мной по интересам, я буду с ним дружить и буду дорожить этими отношениями.
Знаете, когда тридцатилетним парнем я пришел работать в исполком, заместителем председателя Советского исполкома был Юрий Михайлович Дубровин. Я учился у него умению общаться с людьми, терпеливости, уважительному отношению к любой человеческой просьбе, к любому письму и даже жалобам. Несколько лет назад, незадолго до своей кончины, он пришел ко мне, мы выпили с ним по рюмочке, и он сказал: Миша, какая странная жизнь, ведь кроме тебя, мне прийти не к кому, а раньше я был так всем нужен.
– Боитесь такой ситуации?
– Нет, не боюсь. Но если кто-нибудь из моих друзей в силу каких-то причин не подставит мне плечо в трудную минуту, буду думать, что ошибся в этом человеке.
Глава 2. Тайны, которые раскрываются
– Ваши дети задают вам вопросы?
– Поскольку дети у меня уже взрослые – сыну двадцать пять, дочери тридцать, то больше всех мне задает вопросы моя внучка. Мы с женой часто забираем внуков на выходные, но Сашка еще совсем маленький и вопросов не задает, а Анечка учится в подготовительном классе, делает с бабушкой Ириной домашние задания и для меня оставляет сложные нерешенные задачки. На прошлой неделе она показывает мне рисунок, на котором в кружочке стоит цифра семь, и спрашивает: «Дедушка, какое слово здесь зашифровано? Помоги мне, я не могу разгадать». Я весь вечер ходил подавленный: шестилетний ребенок просит меня помочь, а я, проживший жизнь, не могу найти ответ. Через два часа она подходит ко мне: «Дедуля, я все решила. Это слово – восемь». В «О» – семь.
– Ребенок разгадал вашу любимую цифру?
– Откуда вы знаете?
– Легко догадаться: в номере вашей машины и в вашем телефоне – восьмерки.
– Это получилось случайно.
– А вы всегда стараетесь разгадывать загадки?
– Конечно. Я люблю тайны, которые раскрываются.
Глава 3. «Ты что ходишь не по своему району?»
– В чем секрет вашего долголетнего руководства районом?
– Не знаю, никогда не анализировал.
– Лукавите?
– Зачем? Я работал при пяти первых руководителях города, все они по-своему были интересными и масштабными личностями, как и сегодняшний мэр. Мне нравится, что Михаил Юревич, как человек, пришедший на административную работу из большого бизнеса, очень четко ставит задачи и любое задание сразу подкрепляет финансированием.
– Я слышала, что главы других районных администраций называют вас старостой. Почему?
– Наверно, потому что у меня большой опыт работы. И потому что свой район я знаю более чем.
– Что такое – более чем? Наизусть?
– У себя я сориентируюсь хоть с закрытыми глазами. Двадцать пять лет назад, когда только начинал заниматься коммунальным хозяйством, не то что границ района, я и улиц-то толком не знал, а сегодня, после стольких лет работы, знаю каждый дворик и каждую проблему.
– Как давно вы ощутили себя старшим?
– Как только не стало главы Центрального района Константина Николаевича Армянинова, который для всех нас был непререкаемым авторитетом.
– Армянинов был яркой личностью?
– Не то слово. Костя был потрясающе жизнерадостный, эмоциональный, мистически притягательный и невероятно трудолюбивый человек. Он себе позволял, и все с этим мирились, каждый год с пятнадцатого апреля по десятое мая уезжать в отпуск. Несмотря на то, что по тем временам это был самый сложный период работы: проведение субботников, сдача района райкому, горкому, обкому, демонстрации первого и девятого мая. И то, что на этих мероприятиях никогда не было Армянинова, ни у кого не вызывало вопросов – ни у Воропаева, ни у Кривопуска. Правда, в последние годы, перед выходом на пенсию, Костя перестал уезжать из города. Мы его прихватывали: ты почему не едешь?
– И что он вам отвечал?
– У него было потрясающее чувство юмора, и каждый раз он отвечал что-нибудь новое, невероятно смешное. Но никому, кроме меня и Валеры Шопова, не позволял над собой шутить. Помню, Костя очень любил пройтись после работы пешком и выбирал для прогулки улицу Свободы. А я люблю после работы сесть за руль, сам, без водителя. И часто бывало, что я еду, а он идет. Я останавливал машину, тихонько подкрадывался к Косте и, положив руку ему на плечо, спрашивал: «Ты что ходишь не по своему району?».
Когда он тяжело заболел, мне позвонил Алексеев, главный врач больницы, рассказал о диагнозе и предупредил, что времени осталось очень мало. Мы собрались все вместе, приехали к Константину Николаевичу в больницу, он узнал каждого, пожал нам руки и попрощался.
Глава 4. Стена Плача
– Вам снятся сны, Михаил Васильевич?
– Редко.
– А если снятся, то какие?
– Хороший вопрос. Один раз приснился отец – будто бы я маленький, и вся наша семья в сборе: мама, папа, брат и я, мы складываем вещи в наш дежурный чемодан и переезжаем на новое место. Отца не стало четыре года назад, но я только недавно с этой мыслью свыкся. Первое время мне было невероятно больно. Вспоминал все наши с ним разговоры, жалел, что уделял ему внимания меньше, чем он хотел. «Миша, пока мы с мамой у тебя гостим, хоть приди пораньше с работы»,– часто просил папа. А я вечно занят, приходил уставший, мне было не до разговоров. Ирина в последнее время общалась с ним больше меня.
– Родители любили друг друга?
– Очень. Мне кажется, что мама до сих пор любит отца так же сильно, как раньше. Папа прошел войну, после фронта закончил военное училище, всю жизнь занимал ответственные посты, был политработником. Мне всегда нравилось слушать, как отец выступал – искренно, эмоционально, грамотно. Отбрасывая всю мишуру, он говорил самое главное.
– И мама никогда ему не перечила?
– Ну разве что самую малость. У них были довольно эмоциональные взаимоотношения. Помню, когда меня призвали в армию и определили местом службы пограничные войска, папа, при всем его влиянии, не стал договариваться ни о каких поблажках. Мама тогда кричала ему в слезах: «Как ты можешь молчать, когда твоего ребенка отправляют на войну!». Слава Богу, все обошлось, и теперь день пограничника – это и мой праздник. Кстати, в этом году погранвойскам России исполнится девяносто лет.
– Вы случайно сказали: слава Богу?
– Нет, я крещеный, просто лишний раз это не демонстрирую. Пятьдесят два года назад мама втихаря от отца окрестила нас с братом. Правда, крестик я надел только в сорок семь лет. Мы с женой и друзьями отдыхали на Кипре, и оттуда решили поехать на экскурсию на один день в Израиль. Нашли в Иерусалиме гида, постояли у стены Плача, погуляли по городу, зашли в Храм Гроба Господня, познакомились с раввином, посмотрели Иерусалим с самой высокой точки и, когда вечером вернулись на корабль, все сразу – и мы с Ириной, и наши друзья – одновременно поняли, что потрясены. После всего увиденного мы не могли разговаривать на протяжении двух часов. У всех было ощущение причастности к великому. С тех пор я ношу серебряный крестик, купленный в Иерусалиме.
Глава 5. Во всем должно быть чувство меры
– Вы с женой одинаково воспринимаете мир?
– В главном – да. Бывает, конечно, что спорим, порой – до хрипоты, но Ирина для меня – самый главный друг. Она всегда скажет, как есть, не приукрашивая и не лукавя. Ей же не нужно, как некоторым подчиненным, прикрывать лукавством свои промахи.
– Я правильно поняла, что вам претит все то, что напоказ?
– Правильно. Во всем должно быть чувство меры – в любви, в дружбе, в эмоциях, в доверии. Честно сказать, для меня это не очень типичная ситуация – так много о себе рассказывать, как я сейчас рассказываю вам.
– Спасибо.
– Вам спасибо. После сюжета, несколько лет назад показанного по «Восточному Экспрессу», предпочитаю как можно меньше общаться с прессой. Невозможно передать, насколько исковерканной была та информация. Я позвонил Вишне и в сердцах ему высказал: да разве ж так можно, почему вы записали только одну сторону, почему не взяли комментарии у коммунальщиков? «Не волнуйтесь, Михаил Васильевич»,– отвечает мне Юрий Всеволодович,– «сейчас к вам приедут корреспонденты, и мы исправим ситуацию». Вечером смотрю смонтированный сюжет – два моих предложения, вырванные из контекста, и голос за кадром: теперь послушайте, как оправдываются наши чиновники.
– Мне интересно – а на вас кто-нибудь когда-нибудь кричал?
– Честно ответить?
– А что, до этого вы меня обманывали?
– Вроде бы, нет. (Смеется). Однажды. Очень давно. Последний председатель исполкома, у которого я работал заместителем, вызвал меня к себе и абсолютно беспочвенно повысил голос. Я ничего не стал отвечать, просто встал и вышел из его кабинета. А почему вы об этом спросили?
– Потому что мне трудно представить вас в такой нелепой ситуации.
– Эта ситуация была не нелепая, а неприятная. Нелепую сейчас расскажу. Несколько лет назад в рамках программы «Открытый мир» я оказался в составе делегации, отправляющейся в Америку. Поскольку мои познания в английском после обычной школы в Златоусте заметно отличаются от познаний моих детей, окончивших одиннадцатый лицей, я послушался их совета и записался на ускоренные курсы обучения языку. Каждый день, на протяжении двух месяцев, я, как послушный ученик, после работы посещал репетитора, и надо сказать, проявил недюжинные способности. За день до отъезда мы повторили с учительницей все изученное, и с легким сердцем я полетел в Америку. В аэропорту меня встретила пожилая интеллигентная пара – муж с женой – и повезли к себе домой. Первые десять минут я весьма бойко отвечал на все их вопросы, они даже обрадовались, что гость так хорошо говорит по-английски, в следующие десять минут я начал подбирать слова более тщательно, а уж через тридцать минут понял, что выдал весь словарный запас. Вероятно, мои новые знакомые поняли это раньше меня, потому что они как-то быстренько свернули с трассы, заехали в книжный магазин и купили англо-русский разговорник. На протяжении двух недель, пока я жил в их доме, мы так и общались с помощью разговорников.
Глава 6. Дело жизни
– Расстроились, что пришлось разговаривать, заглядывая в словарь?
– Не то чтобы расстроился, но ожидал от себя лучшего результата. Я всегда надеюсь на лучшее, просто не говорю это вслух.
– Осторожничаете?
– Может быть. Такая привычка. Два месяца назад, в день выборов президента, мы мотались с водителем по району, и явка была до обеда достаточно невысокая. Я переживал, созванивался с другими главами, спрашивал, как у них дела. И вдруг мой водитель говорит: «Да не волнуйтесь вы так, Михаил Васильевич, явка будет 65 процентов, я сердцем чувствую». Я ему отвечаю: «Андрюха, если окажешься прав, получишь премию». И, что вы думаете? Он выиграл. К семи часам вечера явка поднялась до 65 процентов. Причем, самый высокий результат дал поселок Локомотивный и ДК Колющенко. До сих пор анализирую и не могу понять, почему на эти два участка пришло большее количество избирателей, ведь в период предвыборной кампании мы работали со всем районом одинаково.
– Вы устаете от работы?
– В разные дни по-разному. Больше всего устаю от дней приема, когда приходят жители района со своими проблемами, а я понимаю, что в силу объективных причин помочь мы можем далеко не каждому. В такие дни приезжаю домой опустошенный. Катюша в прошлом году на моем юбилее сказала: «Папочка, мы тобой очень гордимся и очень тебя любим, жаль только, что когда мы были маленькими, часто засыпали раньше, чем ты возвращался с работы».
– Можете сказать, что Советский район – это дело вашей жизни?
– Да. Теперь уже, наверно, – да.
Глава 7. Белое платье и море цветов
– Расскажите, как родилась ваша внучка?
– Дочь родила Анечку в день моего рождения. Мы со всеми главами обедали в «Мэри», у нас была такая традиция – именинник приглашает всех на обед – и звонит Миша Приходько, главный врач роддома, поздравляет меня с днем рождения и добавляет: «А минут через сорок – пятьдесят я поздравлю тебя с рождением внучки». Я спрашиваю: «Ты что?» А он отвечает: «Точно». А я Катюше накануне сказал: не лишай ребенка собственного дня рождения. Но Катюша меня не послушалась (смеется), и через пятьдесят минут мне снова звонит Приходько: «Миша, поздравляю, у тебя родилась внучка». У меня вырвался крик. Я хватаю торт, звоню Ирише, мы летим в роддом. Цветов, слава Богу, – море, мы их дарим врачам, они дают нам бахилы и разрешают увидеть Аньку.
А через год, когда мне исполнилось пятьдесят, эта куклеха вышла на сцену в длинном белом платье, за руку с моим папой, и я заплакал от счастья.
