Обеденный разговор про особенности национального бизнеса получился, вопреки заданному темой намеку на любимый народом фильм, совсем не веселый, а очень даже серьезный. Наверно, потому что, во-первых, вели беседу профессионалы бизнеса. Вторая причина – нежный возраст «подсудимого». 19 лет для бизнеса – период раннего младенчества. Еще учиться и учиться! Благо, есть – кому, и есть – у кого…
А нам беседа показалась настолько поучительной и актуальной, что мы решили дать ее без купюр.
Участники:
Алексей Овакимян, старший партнер аудиторско-консалтинговой группы «АВУАР», в бизнесе с 2004 года.
Михаил Васильев, директор компании «ЭНЕРГОСПЕЦСЕРВИС», в бизнесе с 2000 года.
Андрей Кольцук, генеральный директор компании «Планета-Авто», в бизнесе с 1994 года.
Вячеслав Юсупов, директор риэлторской компании «Служба недвижимости», в бизнесе с 1992 года.
Игорь Чайка, глава представительства компании «BPW-Ost» в г. Челябинске, в бизнесе с 2006 года
– Итак, вопрос первый, несерьезный: Почему вы богатый человек?
Вячеслав: А почему вы решили, что я богатый человек? (Все смеются) Богатство – не самое главное, что есть на свете. Хотя, конечно, я не бедный… А почему… Вставать надо раньше и ложиться позже, тогда и успеваешь больше других. Знать и уметь все лучше всех…
Алексей: Мне очень нравится выражение: если хочешь жить достойно, надо много работать. Если хочешь стать богатым, надо придумать что-нибудь поумнее. Я пока что ко второй части себя отношу не в полном объеме. Безусловно, надо работать, но еще нужны какие-то совершенно новые решения. Потому что если делать то же, что и другие, то в сутках всего 24 часа, и не получится работать намного больше остальных. Поэтому надо искать то, что востребовано, но мало кому известно.
– Вы – гений?
Алексей: К сожалению, пока нет (смеется). Поэтому и не отношу себя к богатым, скорее, к обеспеченным… Но кое-какие инновации есть.
Игорь: Трудиться надо не по 8 часов, а столько, сколько требует дело. До того, как я основал свой бизнес, я 22 года на заводе работал, прошел все ступени роста от слесаря до первого зама генерального директора. Бывало, рабочий день длился и 24, и 48 часов. Поэтому, наверно, я достаточно быстро продвигался по служебной лестнице. Умел все – и за крановщика, и за сварщика, и за сборщика. Считаю, профессионал – это тот, кто знает все этапы работы, с начала до конца.
– Но некоторые на этом останавливаются…
Игорь: Мне повезло с людьми: я попал в хорошую команду производственников и управленцев.
Андрей: Богатство – философское понятие, скорее всего. Без труда, конечно, трудно достичь каких–то вещей. Но я считаю, что основное богатство – не материальное, а внутреннее, духовное. Когда человек состоявшийся – это и удовлетворение приносит, и позволяет какие–то вещи предвидеть.
Но, вообще, наш рынок непредсказуемый: сегодня твое благосостояние выше среднего, а завтра ты можешь лишиться всего… Но что останется у тебя в любом случае – это твой положительный опыт, который можно снова применить и восстановиться, реабилитироваться. Главное – чтобы здоровья хватило.
– Вы так говорите, будто всегда готовы потерять все…
Андрей: Не готов, но могут попросить… (Все смеются) Поэтому надо быть готовым ко всему. Но даже если чего-то лишаешься, есть осознание, что это не крах, и не станет последней строкой в жизни…
Михаил: А степень богатства вообще субъективна: по отношению к кому-то я богат, по отношению к другому – нищ. Я обеспеченный человек в плане личных потребностей и потребностей моего дела. А ключ к этому (и один из залогов успеха) – это и самому трудиться, и заставить других, увлечь за собой команду.
Вячеслав: Кстати, богатство можно определить и как богатство опыта общения с людьми, с которыми строишь свой бизнес, свое благосостояние…
-Вопрос второй, больной: Кадры по-прежнему решают все?
Вячеслав: Кадры везде решают все.
– А вы сами занимаетесь подбором людей?
Вячеслав: Сейчас – сами. Некоторое время пользовались услугами кадровых агентств, но по факту получалось так, что процентов на 80 с предложенными ими людьми мы расставались. А когда сами набирали людей, то 80% оставались.
– А вы умеете продавать?
Вячеслав: Конечно.
Андрей: Я люблю находиться в торговом зале, смотреть, как работают коллеги. И продавать умею. Было бы глупо… Хотя я бы не сказал, что я великий специалист в области продаж. Владение этим процессом требует постоянного навыка, что-то и забываешь. На самом деле искусство продаж – это так просто: исходя из потребностей клиента, предложить ему наилучший вариант. Но не всегда положенные 8 шагов исполняются. А хотелось бы, чтобы мои коллеги, работники компании, в большей степени относились к тому опыту, который им прививают в процессе обучения.
Знаете, самое неприятное, что есть в России – это нигилизм по отношению к жизни вообще. Понимаете, почему-то для россиянина работа не является ценностью. Наш человек принимает и понимает ценность семьи, еще чего-то, а вот ценности работы – нет! Наши люди в достаточно большом проценте не боятся потерять работу. Естественно, работники переживают за то, что они делают, в какой-то мере… Но как ценность работу не воспринимают. Я пришел к этому выводу, будучи в Америке. В тамошнем дилерстве, как ни странно, процентов 70 работников – выходцы из России. И вот что они отмечают: сама ценность работы в Америке заключается в том, что человек, продвигаясь по служебной лестнице, продвигается и по социальной. Сегодня он живет здесь и может себе позволить один социальный набор. Перешел на ступень выше: его жилье, круг общения тоже передвигаются на порядок. Но как только рост прекращается, он возвращается на исходную позицию. Есть американское выражение: поднимаясь вверх, старайся общаться хорошо со всеми, потому что, когда будешь спускаться, можешь встретиться с тем, кому нагрубил. Американцы очень серьезно относятся к работе, потому что, если они ее потеряют, то многого лишаются.
У нас другая ситуация: он имеет квартиру от бабушки, родители устроили его на работу, обучили. И вот он, безработный лоботряс, живет по соседству с владельцем предприятия, миллионером, и чувствует себя с ним по-соседски, на равных. Особенно ярко это проявляется и часто встречается в столичных городах, где в старых домах с первого по пятый – коммуналки, а выше – пентхауз. Если б был разрыв…
– Больше бы ценили?..
Игорь: Я скажу вот что: с кадрами в России все плохо. И вы сейчас поймете, почему. Хороших кадров для промышленности практически никто сейчас не готовит. Последние были выпущены лет 20(!) назад. Сегодня вы не найдете ни одного выпускника, который может работать мастером, не найдете ни одного ПТУ, где достойно готовят сварщиков, слесарей. Уровень подготовленности выпускника ПТУ близок к нулю. В исключительном случае у него есть теоретическая база и никакой практики, но чаще всего – и теории он не знает, и с руками не дружит. У меня был опыт: в те старые советские годы я брал студентов АТ-шников и вел их три года до выпуска, потом они возвращались ко мне уже конструкторами, технологами. Или приходил в металлургический техникум и брал самых лучших выпускников, отслуживших армию. В течение полугода они работали, обрастали мышечной массой, из них потом вырастали классные специалисты, рабочие. А дальше они могли идти в мастера и руководить людьми. Сегодня эта прослойка – элита рабочая и инженерная, но она крайне тонка.
Это проблема любого автопрома – отсутствие руководителей среднего звена и их подготовки. Вторая – отсутствие специалистов-рабочих, поскольку людей, которые приходят на рабочие специальности, либо приходится переучивать, либо брать и учить с нуля. Инженерно-технических рабочих специалистов – их просто нет! На крупных предприятиях проблема с инженерно-техническим составом стоит очень остро: конструктора остались возраста пенсионного, 55-60 лет, а в службе подготовки производства и вовсе никого.
Надо сказать, в Германии кадровый вопрос решается по-другому. Там прямо на заводе существуют обучающие центры, где в течение 2-3-х лет готовят рабочих. Во время обучения они получают какую-то минимальную зарплату, но если человек с руками и головой, его обучают сразу нескольким специальностям, и потом ставят туда, где он лучше себя проявил. И процесс обучения там постоянный. В компании BPW раз в полгода мои сотрудники обязательно ездят на стажировку в Германию, причем, независимо от того – директор ты, руководитель отдела или рабочий. Все учатся.
И в России к этому все идет. Поскольку дальше ждать нечего: пенсионеры уйдут, и что? В позапрошлом году я обучал четырех студентов, но они пошли в крупную компанию автомобили продавать.
Андрей: Вот видите, что самое страшное: вы их лелеяли, а они променяли вас на мнимую выгоду. Наш человек легко меняет приоритеты…
Игорь: Я их полгода вел, привозил немцев, мы делали дипломные работы, парни защитились на «отлично»…
Андрей: Стали умными и ушли, где легче.
Игорь: А я рад за них. Самое главное – чтобы они и дальше росли. Ребята очень умные, одного парня мы готовили к научной работе. Таких молодых людей сегодня мало, что хотят наукой заниматься. Но не все же пойдут торговать машинами, кто-то должен их делать!
Тем не менее, сегодня у меня работают только профессионалы. И то, как мы заходили на рынок, как говорят специалисты, – это классика жанра. Мы производим агрегаты, оси, подвески для прицепов – работаем на Европу, на весь мир. А на рынок зашли через сервисные станции, через склады для запчастей. И после этого двигались потихонечку – через обучение, через помощь в проектировании, в изготовлении, в продвижении на рынке…. И только после этого начались большие продажи. На сегодня только по России мои клиенты – 37 крупных заводов. В Уральском регионе процентов на 40-60 работают на наших комплектующих. Мы вместе работаем по тендерам – по ТРАНСНЕФТи, ЛУКОЙЛу, лесной тематике, дорожному строительству. И качество нашей продукции отличается одной очень простой вещью – не количеством денег, а количеством привлеченных постоянных клиентов, с которыми мы выстраиваем все ступени взаимоотношений.
– Вопрос третий, неслучайный: Как вы относитесь к конкурентам?
Алексей: Очень хорошо отношусь к конкуренту, если он профессионален, и у него есть чему поучиться. Плохо отношусь к тем конкурентам, которые демпингуют, и продают дурную услугу, выдавая ее за качественную. Особенно часто с этим позорным явлением сталкиваешься на тендерах, разнообразных конкурсах, когда компании предлагают цену ниже себестоимости. Заказчик не всегда понимает, что покупает услугу другого, низшего, качества. Через год, конечно, становится понятно, что произошло…
Ирина Губаренко: Когда год назад 12 челябинских журналов стали продавать полосу за 10 тысяч рублей – это был откровенный демпинг. Но их это не спасло: журналы закрылись, потому что продавать ниже себестоимости – дорога в никуда.
Алексей: Естественно, это путь тупиковый, и он подрывает экономику в целом, и работу добросовестных компаний. Конечно, они-то закроются, да, но и нам становится хуже, потому что некую часть рынка они все же оттягивают. Что самое обидное – достаточно интересную часть рынка: это, в основном, компании, которые в закупках руководствуются 94-м федеральным законом, то есть государственные, муниципальные компании, или компании, имеющие жесткий внутренний регламент. Это достаточно большая часть рынка, которая уходит.
Вячеслав: А вы не считаете, что сама суть этих тендеров по госзакупкам такова, что заказчики сами провоцируют на демпинг поставщиков услуг. Ведь их цель: закупить в бюджет не пойми что ровно за полкопейки, и не важно, какими путями. Кто дал меньшую цену, того и купят. И не будут анализировать, почему им предлагают меньшую цену. Зато закупщики считают, что они экономят средства государства, бюджета!
Андрей: Если про демпинг говорить, что это форма выживания, то если принята такая стратегия, операционные убытки какое-то время могут существовать, например, во время захода на рынок. Но это самый короткий путь к краху.
Естественно, качественная услуга стоит денег. Есть себестоимость. И суть любого коммерческого предприятия – извлечение прибыли. Мы не альтруисты, и не можем позволить себе долго тратить деньги просто так.
Игорь: Я бы хотел добавить один тонкий момент, который отличает наш бизнес от европейского. В Европе, когда две компании участвуют в тендере, они идут туда договариваться, а наши – биться. Вот и вся разница. Ни одна из немецких компаний никогда не пойдет на демпинг в угоду заказа! У них так не принято. Они поделят тендер между собой. Цены у них, не как у нас – все очень близкие. Разница цены товара в Европе – в десятках евро, но не в тысячах. И они всегда договариваются.
Вячеслав: Но тут есть другая грань – тема сговора…
Игорь: Нет. Здесь не сговор. У каждой компании существует минимальная стоимость товара или услуги, ниже которой опускаться они не будут.
Вячеслав: Это европейская деловая этика.
Андрей: Такие вещи как деловая этика, репутация компании – на нашем рынке не ценятся. В свое торговое имя я вложил немалые деньги, но трудно подсчитать, сколько стоит бренд как таковой. Поэтому – взяли и написали мерзость, забор все стерпит! И не только работодатели, но и работники к этому так же относятся.
К примеру, давайте коснемся такого вопроса, как использование ресурсов компании для извлечения личной прибыли. Я имею в виду хищения или правонарушения на своем рабочем месте. Большинство россиян, как и при социализме, не откажется что-то с работы взять и унести… Вот у Михаила тоже есть такие вещи, которые даются людям в руки…
Михаил: Не пойму, а у тебя что забирают-то? Машины? (Все смеются).
Андрей: Да все подряд. Время от времени вынужден на это обращать внимание, когда начинают тащить то, что отдается в производство.
Ирина: Скажите, эта проблема с кадрами, с воровством, ленью, недобросовестностью – это проблема российская, или это просто издержки того, что нашему бизнесу всего 19 лет?
Вячеслав: Это проблема воспитания, и, конечно, сказывается небольшое время развития деловой этики. Со временем, я думаю, все придет в норму.
Ирина: То есть наши внуки…
Вячеслав: Дай Бог, дети.
Алексей: А мне кажется, мало работать и хорошо жить – это потребность любого человека, независимо – русский он или нерусский. Просто в разных странах есть некие барьеры для злоупотреблений. Допустим, в исламских странах нельзя воровать, потому что религия запрещает. В Европе – репутационные риски. Если ты украл, то тебя уже не возьмут на работу, ты не уважаемый человек. У нас таких ограничений нет.
Игорь: У нас нет черного списка! В Европе, прежде чем брать человека на работу, его проверяют в базе данных, где указано – где работал, на какой должности, за что уволен. Не дай Бог, в чем-то плохом замечен – все, не будет ему дальше пути. У нас же служба безопасности в лучшем случае узнает, где работал до того. Если хорошая компания – повезло. А резюме, которое он пишет, – это не факт.
Андрей: И мы к этому придем… Но разве коллеги не помнят, как полтора года назад, до кризиса, мы все ощутили нехватку кадров? Тогда мы на каждое телодвижение пытались нанять человека. По телевизору нам показали, что в Европе показатель эффективности работы сотрудников в среднем составляет 70 процентов, в России, дай Боже, 28. Так вот, чтобы достигнуть их 70-ти процентов, мы просто увеличили втрое штаты! И одно телодвижение в России стали совершать трое. И эти трое, глядя друг на друга, пытаются вообще ничего не делать и говорят: «А давайте еще одного возьмем. Может быть, он начнет работать, а мы – в доле». (Все смеются).
Это очень весело… Хотя и грустно. Коллеги, думаю, все знают, как у нас происходит прием на работу. Приходит человек и говорит: я хочу…
Вячеслав: Получать…
Игорь: Сто тысяч.
Андрей: «Ладно, – отвечаешь, – хорошо. А что делать будешь?» – «Буду ходить на работу».
Игорь: Или он говорит: «Я подумаю еще». И уходит.
Андрей: А не дай Бог ты еще заговоришь с ним про работу…
Игорь: Или резко поговоришь.
Вячеслав: Количество подготовленных кадров – это часть беды, но лень, которая есть в России… Лень – это вторая часть.
Андрей: На самом деле, лень есть везде. Вопрос в том, как относится к этому явлению само общество – и мораль, и государство. Конечно, в советские годы, действительно, было хорошо, спокойно… иногда даже ностальгирую… Все потому, что государство давало некую социальную защищенность населению. И уволить человека по Трудовому Кодексу было очень трудно, даже за пьянство и прогулы.
Андрей: Это одна из проблем, которые достались нам от социализма, хотя сейчас что-то меняется. Но и сегодня чтобы уволить человека за его грехи, надо сделать ряд взысканий, процедуру соблюсти. А если он хитер как бобер, выход один – сокращать, то есть еще два месяца выплачивать нерадивому зарплату. У нас нет такого, как на Западе: «Вы уволены!», и все.
Вячеслав: Это киношное представление…
Игорь: Там как раз уволить работника – делов стоит, особенно в Германии!
Андрей: Просто у нас люди хотят жить, как в Швеции, а работать, как… во время отдыха на Канарах.
Вячеслав: У них контракты – размером с хороший том, а у нас трудовой договор на 2-3-х страничках.
Андрей: Уже на четырех.
Игорь: Так я закончу про трудовые договоры. На сегодняшний день в Европе уволить человека намного сложнее, чем в России. У них есть три группы наемных рабочих: первая – постоянные, вторая – временные работники с определенным временным параметром, и третья – временные, которые могут быть уволены хоть завтра. И что у них произошло во время кризиса? Мало кто об этом знает, но Германия – самая социально защищенная страна для рабочих. Во-первых, в Германии 37-часовая рабочая неделя. А чтобы работник трудился сверхурочно – не более 2-х часов в день – надо запрашивать профсоюзы. Количество часов переработки строго ограничено. И, что ни делай, тебе не дадут работать больше! Наши русские парни хотят заработать денег, хотят работать дольше, но им запрещают. Профсоюзы стоят насмерть. И во время кризиса первую группу уволить можно только по решению профсоюза! Кроме того, все крупные предприятия социально защищены на период кризиса: в течение двух лет государство доплачивает предприятию за постоянных рабочих. Оформление идет через биржу труда. Если рабочий недополучает до 65 процентов зарплаты, ему доплачивает государство. Тем самым предприятие сохраняет основной костяк рабочих. За счет налоговых отчислений, которые до кризиса были сделаны предприятием, они сохраняют все коллективы. Это раз. А второй момент такой: предприятия могут обмениваться своими работниками. Так, на бирже труда имеется группа предприятий одного направления. Допустим, у первого предприятия есть работа, у второго – нет. Тогда первое временно нанимает работников второго предприятия. Вот разница подхода к бизнесу. Там государство помогает предприятию, которое держит постоянных работников, всячески холит и лелеет его, потому что оно дает социальные гарантии тысячам людей.
А мы… Первый раз, когда нас ударило в 98-м году, мы решили: ну, все, крах. Ровно через 10 лет – опять. Немцы к этому относятся так: «Кризис? Очень хорошо! У нас есть время подготовить новое производство, чего мы не могли сделать во время серьезных баталий на конвейере. У нас есть период, за который мы можем подготовить новый продукт! А это значит – будет новый подъем!» У нас напротив: «Опять кризис???!!! Ужас! Кошмар! Все пропало!» У них совершенно другой подход. У них каждые пять лет кризис, но вы поезжайте и посмотрите: там все хорошо, спокойно. А через годик-другой – рывок вперед.
Андрей: Мы забываем еще об одной проблеме: Россия – это страна, которая имеет самое большое количество выходных в году. Их по последним данным, кажется, уже 121. В той же Германии праздников дней на 20 меньше. Это очень влияет на экономику, и расхолаживает людей. Те же новогодние каникулы – это хорошо, но сколько времени нужно, чтобы выйти из этого состояния? Это очень влияет на эффективность работы.
Вячеслав: Хороший пример с Германией: их постоянный работник хорошо понимает: если он что-то делает недостаточно эффективно, то за воротами стоят 15 человек и мечтают попасть на завод, где такие хорошие условия работы. Это повышает ценность, если он знает, что завтра всех своих дивидендов и привилегий он может лишиться. Да, он будет получать 500 евро пособия по безработице, что, возможно, для многих россиян является несбыточной мечтой, и они, прихватив бабушку, едут жить на «социале», в гетто… Но ведь все знают отношение к таким людям: там ты – третий или пятый сорт, ты – изгой общества, если ты не работаешь. Человек должен работать.
Михаил: Тунеядство – не есть исконная российская черта, процент тунеядцев существует во всем мире. Есть гетто в Америке, где люди просто лежат. Есть анекдот на эту тему: афроамериканец лежит у моря под пальмой и грызет банан. Белый спрашивает: «Чего лежишь? иди работать!» – «Зачем?» – «Заработаешь много денег, будешь лежать у моря, под пальмой и грызть банан». – «Так я и так лежу…» (Все смеются).
– Вопрос четвертый, бумажно-волокитный: Поговорим про взаимоотношения бизнеса и власти. Скажите, Вы когда-нибудь просили деньги у государственной власти?
Андрей: Не знаю, чем может помочь областная администрация… Лишь бы не мешали, да? Естественно, мы все сталкиваемся и с городской, и областной властью, и с разного рода чиновничеством. Просить деньги – не просил. Нет такой статьи расхода, чем бы они могли мне помочь.
Вячеслав: Они и не должны помогать.
Андрей: Они должны помогать такими вещами, как организация конкретных вещей, которые помогают бизнесу. С документооборотом все сталкивались: чтобы что-то построить, два года – это оптимистично для получения нужной бумаги.
– Это только в России так?
Вячеслав: Может быть, еще в Белоруссии…
Андрей: Или в Казахстане…
Игорь: И в Туркмении.
Алексей: Вернулся один наш строитель из Австрии, так у них функции государственного технического надзора делегированы архитекторам. У нас, чтобы построить что-то, надо пройти экспертизу. У них – заключил договор с архитектором – ты все сделал. Чем меньше функций у государства, тем лучше. Надо отдать должное, что мы к этому идем, пока, может, не все так хорошо, но… направление выбрано верное.
А государственное финансирование, в первую очередь, будет финансировать само себя, и только потом, что останется… Поэтому деньги получать у государства – это тупиковый путь.
Андрей: Да чтобы они деньги отдали… и они дошли…
Алексей: Делегировать надо полномочия… Хотя я был в Китае и видел здание районного комитета партии. Не городского, не областного – районного. 40 этажей. И там сидят чиновники. Спрашиваю их: зачем? Объяснить, зачем столько людей, они не смогли, но, самое главное, что эти 40 этажей чиновников не мешают бизнесу никоим образом! Все регистрационные работы делаются очень быстро – за сутки-двое.
Михаил: Так их там периодически отстреливают…
Игорь: Освежают.
Алексей: Они и боятся. В 2009 году человек 20 расстреляли.
Андрей: А все равно берут взятки! Они ведь знают, что их расстреляют.
Вячеслав: У нас работает принцип вертикали власти: пока бумажка с низу доверху дойдет, а потом назад спустится. В развитых странах полномочия имеют горизонтали власти и чиновники, несмотря на их количество, делают все быстро. У нас, чтобы все сделать быстро, надо пойти к главному, заинтересовать его, и только потом все начинает двигаться.
Андрей: Еще не факт. Это 50 на 50.
Алексей: У нас запрещено делать быстро. Пример – получить справку в налоговой об отсутствии задолженности – 5 дней. Раньше выдать нельзя. Потому что могут заподозрить в получении взятки за ускорение процесса.
Вячеслав: Если будет передано много полномочий горизонталям власти, то нам будет легче…
Михаил: Лишь бы не мешали… А помощь… может, будет когда-нибудь.
Алексей: Лучше все же, чтобы было саморегулирование, отдать те же функции в СРО.
Михаил: Ну, знаете, СРО – это тоже!..
Андрей: СРО – это тоже проблема, те же пожарники, строители. Президент говорит: «Все функции в одном окне. А остальных разогнать». А получилось, что чиновников стало в 2-3 раза больше, и процессы не ускорились, а в этом одном окне ничего не дают. Зато посылают далеко… (Все смеются).
Алексей: Зато в одном!
Михаил: Направление-то одно… (Все смеются)
Игорь: Мы, конечно, тоже сталкиваемся с чиновниками во многих направлениях. Мы участвуем в тендерах под эгидой крупных государственных компаний как Транснефть, по той же трубе, те же Сочи, лесной промышленности… Но проблема в другом. Мы планировали закончить в 2009 году строительство производственного комплекса в Москве (и такой же будет в Челябинске), но за прошлые годы таможенный комитет и налоговые органы Московской области задолжал нам по возврату крупную сумму. Поэтому мы имеем долги перед заводом в Германии только по той причине, что г-н… эээ… крупный московский чиновник объявил: «Ничего мы вам не вернем и не отдадим! А будем изводить вас всяческими криминальными проверками, и все сделаем, лишь бы найти в вашей отчетности какой-нибудь изъян. Любыми способами мы найдем причину, чтобы эти деньги не вернулись к вам на предприятие!»
– А это законно? Он имеет право на такие заявления и действия?
Игорь: Нет, конечно, эта команда незаконна, но по существующей вертикали власти она исполняется. И что сейчас творят у нас налоговые полицейские в Москве! И здесь проверяют, что мы тут делаем, какие у нас тут права, какие доверенности. Ну, найдут что-нибудь. Ну, отсудят миллион – максимум. А у них лежат наши сотни миллионов. И это все очень сильно нам мешает работать.
Андрей: Эта ситуация напомнила мне о нашумевшей замене старого автомобиля на новый. Там есть один существенный нюанс – 50 тысяч рублей, которые дилер должен отдать потребителю. Но попробуй, не отдай государству какие-то деньги – игра опасная. А получить с государства эти 50 тысяч рублей – это что-то из области фантастики. Меня это все настораживает – как это все будет происходить…
Михаил: Если помните, в прошлом году тоже подобное происходило: какое-то предприятие потребовало возврата НДС и налога на прибыль. Как так? В стране все так хорошо! Что-то у них не так! Почему они требуют возврата? Они на самом деле показали, что дела не так хорошо идут. Пошли сокращения производства, работ, соответственно – налоги, возрат НДС. Но на самом высоком уровне провозглашалось, что те, кто требуют возврата налога на прибыль и НДС – негодяи! И воры! Как такое возможно?
Игорь: Нас–то они подсадили на крючок раньше: мы попали на разнице курса. У нас же система такая: мы ввозим товар за евро и в евро должны вернуть сумму. А брали мы для производства по 34 евро, отдавали же по 43-47, и как раз в тот период, когда нам нужны были деньги для возврата на завод. Очень серьезно. До сих пор расплачиваемся.
Ирина: А этот… московский крупный чиновник – он же назначенный управленец, разве он не боится, что с ним будет то же, что и у нас в Челябинске?
Алексей: Ничего он не боится, потому и делает.
Игорь: Главное, что после этого мы выехали за Москву пару километров в сторону Химок, и у нас все поехало нормально. И цена земли другая…
Ирина: Я слышала, что в прошлом году одной челябинской газете, которая является частным предприятием, было отписано из бюджета 10 миллионов рублей.
Алексей: У нас многие областные программы не эффективны. Губернатор сказал: поддержим женский семейный бизнес десятью миллионами рублей. И все чиновники схватились за голову: куда же потратить эти 10 миллионов, чтобы отчитаться, что они потрачены с пользой? С одной стороны, взять денег – много желающих. А с другой: вложить эти деньги так, чтобы они дали прибыль – налогами, продукцией, рабочими местами – не получается. А сказать губернатору: давайте секвестируем эти статьи расходов, – ни у кого язык не поворачивается. И вот они сидят, думают…
Михаил: А вы слышали, новость вчера передавали, что финансирования строительства метро в Челябинске из федерального бюджета никакого не будет. Увы.
Алексей: А мы сделаем музей метро на месте прорытых каналов…
– Или бункер. (Все смеются).
Андрей: Надо еще найти, где вход в это метро…
Михаил: Чтобы знать, куда бежать.
– Вопрос пятый, и последний: Какие плюсы и минусы вы извлекли из ситуации кризиса?
Михаил: Кризис, я считаю, вещь положительная. Даже когда человек болеет, он старается не есть, он худеет, и это идет ему на пользу. Мы в кризис пострадали так же, как и все строительные компании: заказы Андрей Петрович не дает, Сергей Иванович не дает – хоть самому строй и монтируй! Но в эти дни мы начали реструктуризацию предприятия, добрались до должностных инструкций, очистились от ненужных «шлаков и токсинов», ненужных сотрудников. В результате – похудели и оздоровились и стали только лучше! То, что он треплет нервы – это да, потому что я думаю не только о себе, но еще о 150 человеках. Можно было бы всех уволить и остатки дней провести отдыхая. Но… внутри что-то подсказывает, что это родное, твое, это твой бизнес. Так что есть хорошее и в кризисе.
Андрей: Как оказалось, положительного в кризисе много больше, чем отрицательного. Ну, сократились показатели – ничего страшного! Кто-то разорится, или разоряется, этот год – непростой, и следующий – тоже… А плохо… Вот когда мы начнем подниматься, где мы будем брать кадры? – вообще не ясно.
Михаил: Мне Кольцук в апреле 8 года еще говорил: «Суши лыжи..»
Вячеслав: Ну и как – высушили?
Михаил: Нет, мы готовились.
Андрей: А я у всех спрашивал: а есть ли кризис в Европе? Там не все знают про кризис. У нас же кризис больше информационный. Народу сказали: пришел кризис, поэтому вы плохо живете. Информационное давление, которое идет на массы, в большей степени сфабриковано заинтересованными группами, которые под этот шумок делают деньги. В мутной воде водится и самая крупная рыба, и собственность делится: одни группы забирают ее у других. Мы видим, как банки быстро меняют хозяев, к примеру, «Северная казна». Вот для чего в России кризис был создан. А производства – как не было, так и нет. Кризис был на Западе: рухнуло производство, и теперь они столько же нефти у нас покупают.
Михаил: Нефть-то вернулась, а кризис не кончился.
Андрей: И где деньги? – непонятно. Больше всего веселит, когда сам президент говорит: «Слушайте, а где 10 миллиардов?» Никак не могут найти. Тут за рубль воробья в поле загоняют, а там – 10 миллиардов вышли – и не дошли.
Михаил: Евро–то уж ниже 40 опустился, и доллар почти 29, а был 23-25, а кризис не кончается. Все возвращается на круги своя, а кризис – нет.
Алексей: Я согласен с тем, что кризис у нас информационный, и понятно, что произошло: финансовые элиты изъяли денежную массу из одного актива и вложили в другой, где-то убыло, где-то прибыло. Дело не в том. Кризис – кризисом, а у меня в прошлом году ценные бумаги дали 360 процентов годовых. Поэтому реагировать надо соответственным образом, понимать, что происходит, и зарабатывать там, где это сегодня возможно. Может, это сложно сделать Андрею Петровичу. А мы лишний раз убедились в том, что надо продавать не то, что тебе нравится, а то, что востребовано рынком. У каждого есть какая-нибудь инновация, которая может быть востребована и в сегодняшней ситуации.
Вячеслав: Я оптимист, и вижу в кризисе только положительные моменты. А он показал те ошибки, о которых мы даже не подозревали. А если их нет, нет и прогресса, развития. Надо ошибаться, чтобы потом исправлять. Так что сейчас мы работаем над ошибками. Пример со здоровьем удачен. Мы все его губим, губим, пока не появляется болячка, которая нам говорит, что, оказывается, мы все делали неправильно! (Все смеются).
Михаил: А так ты губил здоровье, губил, и не подозревал даже, что делал неправильно.
Андрей: Кризисы всегда есть в жизни. Не каждый день – солнечный, не каждый день мы живем в позитиве. Эта система противовесов для того и существует, чтобы понять правила жизни. Мое мнение, кризис для России был нужен, чтобы встрясти мозги. Самое противное было, когда приходишь на работу, и руки опускаются, потому что понимаешь, что уже гонка в никуда началась. Еще до кризиса появилось чувство тревоги, потому что понимал, что в таком режиме не может продолжаться долго. Я знал, что кризис будет, но как это будет происходить, не известно. Был вариант 98-го года, когда доллар с 6 поднялся до 30, и можно было бы сыграть на этом.
Игорь: А нам кризис позволил вылечить предприятие в плане кадров и убрать жирок, который был лишним. Я задал в Москве один вопрос: какова выработка на одного человека? И люди стали задумываться, что они делают, а что должны. Убрали бухгалтерию, часть затрат по аренде, по складским. А отрицательное было одно: рухнули все финансы. Были грандиозные планы: в конце прошлого года построить завод под Шереметьево, и пригласить Пугачеву, и танцоров, и торжественно открыть предприятие по сборке комплектующих. Не позволила финансовая ситуация. Но сейчас мы к этому готовимся, а в следующем году – сделаем. А сам кризис показал одну простую вещь. Чем мы занимались до кризиса? Распределением. А в кризис начались продажи. И многие топ– менеджеры проявили себя именно как продавцы: знание предмета, знание клиента. А многие предприятия на этом фоне сдулись: кто-то поступил не по–мужски, и мы с ними судимся; кто-то появился новый. Но все стали заниматься качеством продукта, который выносят на рынок – и в этом плюс. Еще плюс – раньше все большие предприятия забирали все крупные заказы и не обращали внимания на мелкие. Часть клиентов, которых мы не обслуживали из-за того, что у нас был вал, сейчас стали принимать. И если раньше мы упускали из виду нишу сельскохозяйственную, то теперь мы много поставляем в Татарстан и Белоруссию. Аграрный сектор – эту нишу мы начинаем осваивать. А эти деньги лежат на земле – только наклонись.
