Какое ваше любимое место на земле? Задайте мне этот вопрос, и я без колебаний, не моргнув глазом, в любом состоянии и в любое время суток отвечу: горная Башкирия, Белорецкий район, поселок Тирлян. Долина между двумя главными вершинами Южного Урала – святой горой Иремель и «плохой», засекреченной горой Яман-Тау. Где начинает свой звонкий путь Агидель-Белая. Где нет клещей. Где в прозрачных ручьях, если долго не шевелиться, можно разглядеть красавцев-хариусов с радужными плавниками.
Лето здесь пахнет земляникой, мокрой травой, зверобоем, хвоей, старой «Роман-газетой». Зима – печкой и ожиданием Рождества. Весна – теплым навозом. Осень – грустью.
Этот удивительный и живописный край – моя малая родина. И это многое объясняет в моей святой преданности Тирляну. Многое, но не все.
Для человека нет ничего милее звезд, под которыми он сделал свой первый глоток воздуха. И его всегда будет тянуть сюда – душа, она хоть и бессмертная, но регулярно просит «подзарядки». Однако я знаю добрую дюжину людей, которые, однажды побывав в этих местах, совершенно потеряли голову – им тоже хочется возвращаться сюда снова и снова. Затирлянье (так именуют здешний край туристы) имеет какую-то непостижимую власть над нами. Раньше мне льстила эта особенность моей родины. Было приятно смотреть, как умные и циничные москвичи, повидавшие все и вся, знающие лучшие семейные рестораны юга Италии, пившие вино на пляжах Рио, спускавшие десятки тысяч в Вегасе, люди, которых не прошибить и пушкой, – вдруг на глазах менялись. Они стояли, задрав головы, на скалистом выступе Инзерских зубчаток, над ними летели облака, внизу шумели сосны. Слов не было. Был только ветер. А когда мы возвращались, молчание моих гостей длилось очень долго, недопустимо долго для приличного московского общества.
Сейчас я хорошо знаком с этим свойством Затирлянья. И уже не удивляюсь, когда узнаю, что магнитогорский металлургический магнат, побывав здесь, оставил бизнес и перебрался жить на Журавлиное болото, в однокомнатную избу с удобствами на свежем воздухе. Что семья из Челябинска поселилась за хребтом Бакты, в своем хуторе из трех дворов; им вполне хватает денег на хлеб и соль от сдаваемой в аренду городской квартиры. Что старик из села Байсакалово, расположенного на краю большого курумника (каменной речки), поехал «доживать жизнь» к сыну в город, погостил там пару недель, посмотрел телевизор, потом глянул в пластиковое окошко и сбежал обратно: «Извини, сынок. Не отпускает меня Иремель».
Пару десятков лет назад я впервые привез в Затирлянье свою юную жену. Мы несколько недель жили вне всякой цивилизации, на дальнем покосе. Я ловил в реке хариусов и готовил их на ветках черемухи. Спали на свежескошенной траве в крепком, своими руками скроенном шалаше. Днем вытаскивали перину на поляну, обдуваемую ветром, и свободные от чужих взглядов, валялись под солнцем, дурачились, или читали вслух свежую «Роман-газету». Вечером, когда солнце заползало за гору, пили чай с дикой смородиной.
Природа благодарно признала нас своей частью, потому что мы были доверчивы и неопытны, при этом не были ей в обузу. Волчица пробежала через поляну, даже не повернув голову в нашу сторону. Лишь любопытные волчата встали на несколько секунд, подняв носы. На речном плесе я несколько раз встречал двух лосей. А у родника мы то и дело видели медвежьи следы – косолапого очень интересовала банка с деревенской сметаной, стоящая в ледяной воде.
Однажды среди ночи нас с Юлей разбудил внезапно появившийся невесть где, в недрах тайги, шум. Откуда-то с горы на нас наваливался топот. Трещали сучья. Стало жутко. Мы прижались друг к другу – казалось, через мгновенье этот ураган снесет и нас, и наше жилище. Топот все нарастал и вдруг, где-то рядом, в двух шагах, …стих. Мы услышали дыхание огромного зверя. А потом – шаги в сторону, теперь тихие и осторожные – один, другой, третий…
«Он не стал тревожить нашу любовь» – мелькнуло в голове, но из-за того, что эта мысль показалась мне чудовищно банальной, я не сказал это вслух. Однако понял, что наш союз благословлен.
Тем далеким летом мое Затирлянье стало нашим. Стало нашей радостью, вдохновением, счастьем. И любовь к этим заповедным местам стала нашей, а значит, – стала сильнее вдвойне. Потому что не обязательно родиться под этими звездами, чтобы полюбить их всей душой.
