На нынешнем спиритическом сеансе нас посетил не один дух, а целых двое. Мы не особенно огорчились этому факту, тем более, этих людей вообще как-то трудно представить по отдельности. При всей любви, явно питаемой друг к другу, каждый немилосердно перебивал другого, нередко они вступали в спор, словно ещё не наспорились за много тысяч лет. Мы решили не «причёсывать» запись интервью, чтобы было занятнее. В конце концов, непредсказуемый и живой разговор всегда интереснее. Даже если этот живой разговор ведут уже не вполне живые люди… Впрочем, в одном смысле их можно назвать всегда живыми: каждый из нас определённо несёт в себе их частичку.
«МИССИЯ»: Здравствуйте. Мы вот тут вам небольшое угощение приготовили, всё-таки, наверное, истосковались вы по земной еде.
Она: Ой, милый, погляди, яблочки…
Он (мрачно): Ну, давай, давай, не наелась ещё… Я на них смотреть не могу.
Она: А зря. Обычные фрукты, да какие румяные! (Громко кусает от самого большого яблока. Он вздрагивает от хруста.)
«МИССИЯ»: Вкусно?
Она: Очень. Но вкуснее, чем ТАМ, уже не будет. Никогда. Представляете — один-единственный миг наслаждения, едва успела сок на языке распробовать, — и сразу громы небесные…
Он: И вовсе не сразу. Вспомни, как было. Сначала мы откусили. Потом увидели, как лев, пасшийся неподалёку бок о бок с ягнёнком, вдруг набросился и сожрал его. Ужас! Весь мир переменился. Птицы приумолкли — мы первый раз оказались в такой тишине. А потом… потом нам стало стыдно. Она вдруг начала хихикать и покраснела. В жизни не слышал более противного смеха.
Она: Спасибо за комплимент, любимый. Ты выглядел не лучше. ак ошпаренный, побежал в ближайшую рощицу ломать ветки для костюма. Десять фиговых деревьев обтряс — ни один листочек, видите ли, ему не подходил. Выискался арден…
«МИССИЯ»: Ох, какие вы имена знаете. Откуда, интересно?..
Он: Мы знаем всех. До нас-то ведь не было никого, все — после…
«МИССИЯ»: Своё появление помните?
Он: Весьма смутно. Помню, что меня лепили. Я поймал себя на мысли: я — глина. Потом ещё на одной: ой, а ведь я ПОДУМАЛ, что я глина. Потом: может, если я ПОДУМАЛ, то я уже не глина?.. А потом слышу: кто-то в меня тепло вдохнул. И глаза тогда сами открылись. Глядь, а ко мне уже с разных сторон звери идут, птицы летят, деревья тянутся, смотрят с мольбой, чтобы я всех их назвал, всем имена придумал.
Она: А он их неправильно понял. И начал одомашнивать — осёдлывать, прикармливать, приручать… Со словами у него вообще плохо. Молчаливый.
Он (перебивает): Зато твой язык за троих работает, женщина! ак только она появилась, я уже покоя не знал. Говорят — «в начале было Слово». Так вот, в начале была она, а уж из неё столько слов высыпалось…
Она: Да, поэтому мы сейчас говорить можем, а не мычать! стати, первую корову кто подоил? Она тебя боялась, копытом в лоб норовила, а меня подпустила. Я её ласковыми словами уболтала…
«МИССИЯ»: Погодите, по порядку. Расскажите нам сперва всю эту тёмную историю с вашим появлением и ребром…
Он (перебивает): А что тут рассказывать… Ребро — единственная кость, которая не заполнена мозгом…
Она (возмущённо): Да ты знаешь, что меня сначала хотели из цветов сотворить, или из белоснежных облаков, или из прозрачного ручья бегущего, или из солнечного света соткать?!
«МИССИЯ»: Почему же не соткали?
Она: Так ведь он к Создателю привязался: скучно мне, подругу хочу, только уж, пожалуйста, сделай её из того же самого, из чего и я сделан…
Он (примирительно): Вот и хорошо. В этом и секрет каждой женщины от начала жизни и до нынешнего времени.
«МИССИЯ»: акой же секрет?
Он: А вы будто не чувствуете? огда на женщину смотришь, сразу видно, что она была задумана из цветов и облаков, но вылеплена из плоти… От этого — и тайна, и отрада, и желание, и восторг такой, что дух захватывает.
«МИССИЯ»: Что с вами было, когда вы в первый раз её увидели?
Она (перебивает): В ваших старинных славянских апокрифах забавно прописано. Лёг он, мол, спать, просыпается, а рядом я лежу. Он и говорит: «Е-во! Што такоя значит? Лёх я один, а таперь уже двоя!» Вот от этого «е-во» моё имя как будто и произошло…
Он: Чего ты всё время меня прерываешь? Небось, змия не прерывала!
Она (не слушая его): Он всё ко мне присматривался первое время. А потом как-то слышу, с Создателем шепчется: «Почему Ты создал женщину такой прекрасной?» «Это чтобы ты любил её!» «А почему Ты не дал ей большого ума?» «Это чтобы она любила тебя!»
«МИССИЯ»: Наверное, в Эдеме вы не скучали…
Он: В общем-то, нисколько. Я строил шалаш, собирал плоды с деревьев, вёл мудрые беседы с Создателем, наблюдал за повадками животных, экспериментировал с трением палочек, изобретая огонь… А она… она тоже делала чрезвычайно важное дело: сидела у воды и любовалась своим отражением. Да иной раз вздыхала, что не может достать с неба пару звёзд и воткнуть их себе в уши.
Она: Ага, а ещё я часто ходила за ним по пятам и спрашивала: «Милый, ты меня любишь?» И знаете, что он отвечал? Вздыхал и говорил: «А что, у меня есть варианты?»
Он: Ты просто не видела, как я тайком любовался тобой из зарослей смоковницы. Мы ведь никогда не откроем даме истинную силу своей страсти. Страсть будет переливаться под нашей кожей, как мускулы. Мы восхищаемся исподтишка, а перед дамой принимаем независимый вид.
Она: Но я чувствовала, как ты на меня смотришь. Женщина знает спиной, сидя у зеркала, что её кто-то ласкает взглядом. Иначе ей там часами и сидеть незачем.
«МИССИЯ»: На запретное дерево вы так же страстно взирали?
Он (сердито): Это к ней. Мне плодов с других деревьев хватало.
Она (с невесть откуда взявшимися интонациями Ренаты Литвиновой): Ну, понимаете… В жизни каждой женщины рано или поздно появляется свой змей… И вот он ползёт, такой длинный, такой пристальный, такой переливающийся, и ты понимаешь, что тебя уже нет. Он вобрал тебя в свои зрачки, загипнотизировал, околдовал… И потом, он оказался хорошим собеседником, что так редко встречается у животных, а ещё реже — у мужчин.
Он: Надо же! Из-за таких пустяков променять меня на какого-то аспида!
Она: Ну, не только из-за этого… Знали бы вы, как он делает массаж плеч… Без него я бы и внимания на то дерево не обратила: ведь самое неприметное, самое корявенькое, правда, яблоки большие и алые.
Он: Эх, зная женщину, Создатель должен был сказать: только с этого дерева, милая, и вкушай! Вот тогда бы она точно не притронулась…
«МИССИЯ»: Зачем же вы-то её послушались и тоже откусили?
Он: Я знал: её ждёт нечто ужасное после содеянного. Создатель станет гневаться. Рая, скорее всего, больше не будет. Неужели я допустил бы, чтобы она одна наследовала муки? Неужели я не разделил бы с ней их тяжесть? онечно, я мог бы остаться праведным… Но зачем мне рай без неё, если, как сказал один мудрый человек, рай только там, где она? Ну, и я с ней, конечно…
Она (лучезарно): Любимый, какие прекрасные слова… Говори-говори, ты так редко это делаешь…
«МИССИЯ»: И что ждало вас за вратами Эдема?
Он: А ждала жизнь. Эта самая, настоящая. Не игрушечный домик, а жизнь с её горестями и радостями, муками и победами. Поэтому мы благодарны Создателю. С одной стороны, Он наказал нас, с другой — сделал подарок.
«МИССИЯ»: А как же хлеб, добываемый в поте лица, чадородие в муках, смерть, пришедшая в мир?
Она: Отнимите сейчас всё это от своей жизни — и что вы получите? Райский сад… Да, он прекрасен, но в нём каждый день и каждый час одинаковы. Так бывает в детстве. Но наше детство кончилось, началась студенческая пора — время экзаменов перед Творцом.
«МИССИЯ»: Человечество их сдаёт до сих пор…
Он: Поверьте, это всё равно интереснее, чем прогулки по вечным рощицам Эдема. Создатель поступил с нами мудро.
Она: Иногда я тоскую по Эдему. Мне кажется, что там осталась какая-то другая я — менее знающая, но более чистая и наивная. И мне было понятно тогда, о чём поют птицы… Но только после рая я поняла, что такое — любить мужа по-настоящему. Потому что в раю может любить всякий. Там любить легко. А ведь настоящая любовь — это испытание. Это невспаханное поле и тяжёлый плуг, это дитя, кричащее по ночам в люльке, это холодные ветра, обдувающие по ночам твой уютный дом. И ещё это твой возлюбленный, чьи руки пахнут дымом, стружкой, овчиной и полны мозолей. ак я могла истинно любить его в Эдеме, где на деревьях всегда были плоды, где не было ни боли, ни стыда, ни смерти…
«МИССИЯ»: …ни греха.
Он: А вы что выбрали бы? Свободу без счастья или счастье без свободы? Ведь третьего не дано…
«МИССИЯ»: Нам выбирать не пришлось. За нас выбрали вы… Хотите ещё яблочка?
Она: Нет, я не голодна. Честно говоря, мне просто хотелось вспомнить давний-давний вкус.
«МИССИЯ»: Вспомнили?
Она: Пожалуй. Только тогда оно казалось гораздо слаще. Всё-таки это был рай…
