Помнится, давным-давно, ещё на заре перестройки, услышала я и запомнила фразу, произнесённую Галиной Старовойтовой. Она была политиком с жёстким, категоричным и бескомпромиссным складом ума. С лёгкой, но в то же время едкой иронией отзывалась на слёзные просьбы женщин — «феминисток» пустить их в политику. Дескать, мы — слабый пол, тоже должны присутствовать во власти. «Плохо, когда для человека его ПОЛ одновременно является и его ПОТОЛКОМ», — парировала Старовойтова эти притязания, отметая тем самым все скидки и поблажки, на которые претендуют представительницы прекрасной половины человечества.
Можно, конечно, много спорить на эту тему. Несомненно одно — в человеке, как и в полноценном, совершенном здании, должны быть и пол, и потолок: сила и слабость, ум и красота, воля и нежность, прагматизм и безрассудство…
— Я привыкла сразу приниматься за решение проблемы, которая вдруг появляется у меня на пути, — говорит Лариса Удалова, главный офтальмолог Челябинска, руководитель «Центра витреоретинальной хирургии». — Поняла на собственном опыте, что откладывание её решения «на потом» ничего хорошего не приносит. Негативная ситуация практически никогда не «разруливается» сама собой, а чаще всего наоборот усугубляется, и её последствия ещё долго отзываются неприятным эхом.
— Наверное, такая решительность и стала определяющей при выборе вашей профессии — хирургия глаза, а не просто офтальмология?
— Попробуйте остаться равнодушным к медицине, если вы родились в семье медика. Мой отец Александр Семёнович Шлыков — известный у нас в области хирург. онечно, сейчас он уже на пенсии, не оперирует, но авторитет его до сих пор остаётся высоким. Сначала он заведовал оркин-ским городским отделом здравоохранения, а потом, в середине шестидесятых, стал главным хирургом области.
…Горьковатый запах йода, запах операционной волновал и тревожил её с детства. Лариса помнит руки отца, большие, сильные, с коротко постриженными ногтями. огда он выходил из операционной, ей казалось, что эти руки живут отдельно от отца сами по себе, что это именно они такие умные, способные творить чудеса, делать то, что никакие другие руки ни за что не смогут. И ей так хотелось научить этому свои маленькие тоненькие пальчики. Она старалась изо всех сил: так же коротко стригла ногти, а отцовский фолиант «Пластические операции на лице» был её любимой книгой.
— Представляю, как родителям было приятно видеть в дочке такое рвение…
— Мама не была медиком, поэтому не могла без содрогания смотреть на «жуткие» картинки, которые меня так привлекали. Честно говоря, я вообще доставляла ей очень много хлопот. До сих пор сожалею об этом. Её не раз вызывали в школу и сообщали, например, что я, дочка известного в городе человека, вместе с пацанами кидалась камнями в девочек, бегала по крышам гаражей. Правда, был такой момент — я начала писать стихи, пыталась заниматься декламацией, даже какое-то время видела себя на сцене. Но всё это оказалось минутным увлечением, не более того. Медицина была и остаётся для меня вечной и бесконечной.
Отец относился к этому более прагматично. Он мне объяснял, что в настоящей хирургии нужна мужская сила, посмотри, говорил, на свои руки: пальчики крошечные, и сама ты — маленькая, худенькая. Ну, какой из тебя хирург?! Мне-то можешь поверить?
Я, конечно, верила, но упрямства и настойчивости мне было не занимать. Офтальмохирург — это то, что надо. Отец, когда узнал о моей специализации, только руками развёл: дескать, нашла, как выкрутиться.
— Думаю, что многие молодые люди сейчас наверняка относятся скептически к тому времени, названному безжалостной историей временем застоя. А среднее поколение училось, жило, вставало на ноги, любило именно в то время: 70-80 годы.
— На наше счастье, мы тогда не знали, что всё это зовётся так, по-болотному скучно — застой. Для меня это было очень интересное, бурное время: я вышла замуж, родила дочь, профессионально росла. Пришла работать в офтальмологическое отделение областной больницы, одно из лучших в городе. Помню, отдел кадров был просто в шоке от того, что у них появился начинающий врач, только-только со студенческой скамьи да ещё с грудным ребёнком в довесок (моей Оленьке в то время исполнилось всего три месяца). Мне приходилось доказывать, что я полноценный врач, несмотря ни на что. Спасибо маме. Она полностью посвятила себя внучке, даже на пенсию ушла чуть пораньше. Я старалась как можно больше работать, «набивать» руку.
— Наконец-то сбылась ваша мечта: операционная, горьковатый запах йода…
— Обожаю стоять «у станка». Так я называю операционный стол. Тогда начались первые микрохирургические операции с микроскопом. А до тех пор хирурги-офтальмологи оперировали с лупой. Первый наш микроскоп был очень допотопным, по сравнению с современной аппаратурой. Именовался он гордо и звучно: « расногвардеец», по названию фабрики, изготавливавшей это «чудо» техники. Следовало привыкать оперировать с микроскопом: по-новому видеть и свои руки, и хирургическое поле. Новым было и то, что отныне оперировать приходилось сидя.
Тогда я брала на себя всё: какие только возможно дежурства, выезжала в другие города и районы по вызовам санитарной авиации.
— А как же семья? Муж?
— Сначала всё было нормально. Мой первый муж (впрочем, как и второй) был далёк от медицины, окончил ЧПИ. Однажды он решил полюбопытствовать, лично почувствовать атмосферу операции. На него надели белый халат, он был бодр, даже подшучивал. Встал позади меня, заглянул через моё плечо. ак раз в это время я делала анестезию: вводила иглу шприца в орбиту глаза пациента. Тут же услышала грохот у себя за спиной. Мгновенно всё поняла, но нельзя было даже шелохнуться: шприц не должен был дрогнуть ни на йоту. Только коротко бросила ассистентам: «Выносите!»
…Настоящей легендой среди хирургов-офтальмологов была операционная сестра Валентина Черкасова. Даже опытные хирурги, с многочисленными званиями, прислушивались к её голосу: «Валя проверила. Валя сказала». Валя могла без-ошибочно дать оценку будущему хирургу: из этого будет толк, из этого ничего не выйдет. Ларису Удалову она оценила сразу, по первым движениям скальпеля. «Будешь хорошим хирургом», — услышать это из уст Вали Черкасовой значило гораздо больше, чем похвала самого знаменитого профессора…
—Конечно, муж уважал меня как человека, как врача, но ушло что-то важное, главное, необъяснимое словами, то, что связывает любящих людей. Понимаете, всё очень просто — мне надо было от мужчины одного — чтобы он меня любил, очень любил, даже обожал. Я не хочу зависеть от его материального положения, жилплощади, какого-то социального статуса. Я хочу зависеть только от его любви. Мы разошлись спокойно, цивилизованно. И до сих пор поддерживаем дружеские отношения, хотя у каждого из нас сейчас другие семьи.
— Значит, вы безболезненно перенесли развод?
— Я так не говорила. Просто, когда подходишь к какой-то черте, понимаешь, что надо делать решительный шаг. Если есть сомнения, метания, значит, вы ещё не подошли к своей черте. Идите до неё. И никогда, понимаете, НИ ОГДА не нужно останавливаться из-за каких-то внешних моментов: а что скажут люди, а как делить квартиру, имущество, а найду ли я себе другого, может, и с этим доживём как-нибудь, и прочее и прочее. Слушайте только себя, своё сердце.
…Именно тогда, на собственном опыте познала справедливость ещё одной народной мудрости — беда не приходит одна. Очень тяжело и серьёзно заболела дочка.
— Доченька, что-то с нашей Оленькой не так, — огорошила однажды вечером Ларису мать. Вся девчушка в синяках, то на стол наткнётся, то на шкаф. Посмотри-ка её, ты же врач.
У Ларисы неприятно ёкнуло сердце. Она взяла руками головку дочери, заглянула в её глаза. Боже, в тот момент лучше ей было не быть офтальмологом. Она не увидела рефлекса глазного дна и поняла, что это может означать ретинобластому, а впоследствии — полную слепоту. Оле не было и трёх лет. Лариса смотрела в теряющие свет глазки своей кровинушки, и ей казалось, что она сама слепнет от горя.
Она закапала дочке атропин — зрачки не расширились. онец! онец! В голове билась только эта страшная мысль. Сильная, умная, волевая женщина, опытный специалист, казалось, совсем потеряла рассудок. Она не могла заснуть всю ночь, мучительно ожидая утра. Потом вдруг пришла спасительная мысль: а, может быть, это просто атропин был старый, негодный. Разбудила мать, закапала препарат ей. Увидев, как послушно расширяются её зрачки, почувствовала, что угасает последняя надежда.
Утром она с дочкой была у профессора Петра аплуновича, своего учителя, светила Челябинской офтальмологии. Он внимательно осмотрел девочку и немного успокоил Ларису. Отсутствие рефлексов объяснил сильнейшим воспалением. Лариса поехала с дочкой в Москву. Там обозначили методику лечения. И начались тяжёлые изнурительные месяцы, годы борьбы за здоровье дочери. Лариса не оставляла работу, крутилась, как могла…
— Ситуация, наверное, усугублялась для вас ещё и тем, что вы остались одна, без мужа?
— Это разные понятия. За здоровье дочери я боролась бы точно так же яростно, будь рядом со мною хоть десять самых достойных мужчин. В то самое время меня пригласили на преподавательскую работу. Опять книги, библиотеки, конспекты — всё как в молодости. А о своей личной, женской доле уже и не мечтала.
Хотя… Наверное, это было не так. Просто я теперь очень внимательно оценивала мужчин. Примеряла их к себе, что ли, со всех сторон. Пыталась прислушиваться к собственной интуиции, голосу сердца. Оно молчало.
— Помните строчку из популярной песни: «Говорят, что женской дружбы не бывает». ак, по вашему мнению, бывает женская дружба или нет?
— Я уже говорила, что даже в детстве никогда особенно-то и не дружила с девочками. Задушевных подруг нет и сейчас. А когда была одинока, вообще перестала ходить на дружеские вечеринки. Ясно видела недвусмысленные, вопросительные взгляды замужних подруг: а что это, интересно, у неё на уме, а не собирается ли она пофлиртовать с моим мужем? Или того хуже — вообще отбить его? Сейчас отношения возобновились, но это дружба по интересам, по какому-то поводу. Я общаюсь с человеком, если меня тянет к нему. Если поле тяготения ослабевает, я удаляюсь. Не знаю, хорошо это или плохо, но так уж получается.
— Встреча с человеком, который стал вашим вторым мужем, была вспышкой, озарением?
— Все было далеко не так. тому времени я оставалась одна уже десять лет. аждый год возила Олю на юг. Специалисты говорили, что надо постоянно поддерживать её иммунную систему. Слишком хорошо запечатлелся в моей памяти тот, многолетней давности, страх от вида полуживых зрачков дочери.
И вот одна из наших поездок в исловодск буквально перевернула всю жизнь.
Случайное курортное знакомство, которое даже и романом-то нельзя было назвать, постепенно переросло в глубокое сильное чувство. Она помнит танцевальный вечер, на который приятельницы чуть ли не силой вытащили её. Обычно Лариса целый день проводила с дочерью, укладывала её спать, а вечером уходила к себе: жила на квартире рядом с санаторием. А тут всё-таки поддалась уговорам. Видимо, есть на свете судьба.
Юрий, серьёзный, солидный мужчина пригласил её танцевать. Она чувствовала, что нравится. А почему бы и нет?! Предложил назавтра утром встретиться. Ну и что? Лариса то ли забыла, то ли не сочла нужным мгновенно отреагировать на случайное знакомство. ак обычно отправилась с Олей по врачам, по процедурам. И только вечером, возвращаясь в санаторий, она увидела его стоящим, будто соляной столп, в условленном месте. Похоже, что он ждал её, не сходя с места, с самого утра. Юрий смотрел на неё такими глазами, что никаких слов уже было не надо.
…Они вскоре разъехались. Она домой — в Челябинск. Он — в расноярск, где у него была семья: жена, сын, должность — декан Аэрокосмической академии. Лариса ни в коем случае не хотела быть разлучницей.
Она не отвечала на его письма, а присылал он их АЖДЫЙ день. Огромные пачки листов, исписанных мелким почерком, до сих пор хранятся в их доме. Сухо говорила по телефону: «Пойми, у нас нет будущего. Я не уеду отсюда никуда. У меня старые родители, больной ребёнок, важная для меня работа. Ты не уедешь из расноярска…О чём нам говорить, на что рассчитывать?» А он уехал. Честно рассказал всё жене, сыну. Юрий с Ларисой вместе уже пятнадцать лет. Он работает заместителем директора Челябинского радиотехникума.
— Лариса, откройте тайну, чем он смог растопить лёд вашего сердца?
— Обожанием и настойчивостью. И ещё — я интуитивно чувствовала, что это мой человек, что он может стать близким. Это выражалось даже в каких-то незначительных, на первый взгляд, мелочах: там, в исловодске, ему нравились те же места, что и мне, совпадали даже наши кулинарные предпочтения.
— На этом «фронте» и до сих пор нет разногласий?
— Нет, что вы. Я вообще в душе кулинарка. И если бы не медицина, то наверняка стала бы поваром или ещё кем-то в этом роде. Люблю выдумывать свои собственные рецепты, из уже существующих выискиваю что-то оригинальное. У меня в домашнем компьютере есть большой раздел кулинарии. Однажды обнаружила очень интересные блюда испанской кухни. И чуть ли не год кормила семью только испанскими блюдами. Потом, правда, они мне намекнули, что пора переключаться. Мне это не трудно, даже, наоборот, интересно. Мои «фирменные» блюда — сациви, мясо по-французски.
— Получается, что вы — домашний человек?
— Скорее, всего — нет. Я устаю от «домохозяйствования». Стены квартиры для меня тесны, тем более, если мужа нет рядом. Я очень не люблю, когда он уезжает в командировки. Обязательно созваниваемся каждый день.
— Вы никогда не ссоритесь?
— Мы не доводим дело до крайних точек. Стараемся, чтобы всё было понятно, обозначено как можно быстрее. Иногда он мне говорит: «Это даже страшно, насколько хорошо ты меня знаешь».
— ак вы думаете, каких женщин больше всего любят мужчины?
— На мой взгляд, им больше по душе независимые женщины, даже чуть, извините, стервозные, относящиеся к сильному полу с некоторой прохладцей.
— Вам часто говорят комплименты?
— Раньше говорили чаще (смеётся). Впрочем, я оцениваю себя объективно. По-женски я очень счастлива. онечно, это уже несколько иная любовь, спокойная, уверенная. Но я ведь понимаю цену и срок бурной любви, называемой страстью. Это чувство нужно пережить, но жить им невозможно.
— Что теперь ваша дочь?
— Она по-прежнему рядом со мной, хотя, конечно, она теперь взрослая, окончила мединститут, вышла замуж, но мы до сих пор очень близки. Даже книги читаем одни и те же, передаём их друг другу. Вчетвером ходим на концерты, хотя вы понимаете, что разница в возрасте очень существенна. Мне кажется, я — хорошая тёща, не без компромиссов, многое могу понять и простить.
Ольга тоже стала офтальмологом. Получается, что история развивается по спирали. Для неё, так же как и для меня, дух больницы быстро стал родным и святым. Первые слова, которые она прочитала по складам, были: «офтальмологический журнал». Она, в отличие от своего отца, не падала в обморок в операционной и ещё студенткой ассистировала мне во время летних каникул.
«Мне хочется, чтобы меня больше любили», — какие простые и сложные слова. И как много надо пережить, чтобы исполнилось это желание! И сколько ещё предстоит пережить, чтобы сохранить это чувство.
