Говорят, кого Бог любит, тому и испытаний посылает больше. А ещё говорят, Бог не даёт таких бед, каких человек не может перенести. И, значит, чем сильнее личность, тем большие испытания ей предстоят. Поэта Евгения Солодкого жизнь проверяла и на прочность, и на изгиб, и на излом. Солодкий залечивал раны духовные и физические и через некоторое время снова рвался в бой,начиная жизнь с нуля. Не жаловался
никогда, помощи не просил и принципам своим не изменял…
«Как это далеко и близко где-то:
Скакалки, прятки,
драки двор на двор…
Воздушный змей
из папиной газеты,
До умопомрачения футбол…»
…Его били. Часто били в детстве. Его били, а он молчал. Терпел. Ждал, когда устанут. Главное — нельзя, невозможно показать, как ему страшно. А было страшно. Потому что нападали группами. Били за то, что не анкетной он национальности, что интеллигентен и начитан, что увлечённо учится в первой школе, а не болтается по дворам. И упорно занимается спортом. Мечтал Женька стать вторым Мальцевым. В семидесятых сборная Союза блистала, и многие мальчишки мечтали о спортивной карьере.
Однажды Женька возвращался из спортивной школы, где играл за «Трактор», нёс под мышкой пять клюшек — столько выдавали на месяц. люшки считались большим дефицитом, поэтому оставить их в школе было невозможно. Но и носить с собой оказалось опасным. Его встретили. Целая ватага отчаянных ребят — больших любителей дворовых баталий. Женька защищался так, что парни, в конце концов, отступили: «да он псих!». А в другой раз решили отбить у него девочку, с которой катался в горсаду на коньках, в прямом смысле — отбить. Девочка была «центровая», а Женька — с «периферии». Отбить, однако, не получилось, хотя синяков, ссадин и шишек парень получил изрядно. Не сдавался никогда, даже если безнадёжно проигрывал. А проигрывать приходилось…
«Жизнь в вечной гонке со смертью,
В пламени плавится лёд –
Ангелы или черти –
то их порой разберёт?»
…Он мечтал о белом халате врача, а стал… снабженцем. Была такая профессия, порождённая периодом всеобщего дефицита. Весь Союз исколесил в командировках. Семидесятые прошли «под знаком» Оренбургского газового комплекса. Запускали все три его очереди, практически не выходили с предприятия. А директорствовал там Виктор Черномырдин, после чего прямиком в министры и ушёл. Шеф-монтаж комплекса осуществляли французы, и очень они удивлялись, что вместо положенных 24-х месяцев русские «выплёвывали» каждую установку за полгода!
Затем О…ский машиностроительный, где Евгений Владимирович трудился начальником отдела снабжения. Производили ракеты ближнего боя, которые отправлялись в Афганистан. «Правильная» была та война или «неправильная», но те, кто так или иначе работал на неё, в первую очередь, думали о том, что спасают жизни наших солдат и офицеров. Закрытое предприятие работало с колёс: как только все необходимые комплектующие приходили, изделие собирали и отправляли в пункт назначения. На п\я было объявлено военное положение, работали сутками. Жили на заводе. Инженеры, конструкторы, слесари получали за работу правительственные награды, а Евгений Владимирович — премии. Однажды не вытерпел, сказал директору: «Не надо мне премии, дайте грамоту». «Зачем тебе?» «На стену повесить, чтоб дети видели и гордились». Да, тщеславен Евгений Владимирович, и не скрывает того, любит, чтоб гордились, чтоб хвалили, благодарили, ставили в пример. Так ведь и есть за что. Работать умеет, не щадя себя. «Снабжение, — говорит, — это каста, которая трудится не за престиж или успех, а за идею. Снабженец — не профессия, а состояние души». Да, конечно, он неплохо зарабатывал даже по тем временам всеобщего нищего равенства, но всегда считал: «Жить можно на любые деньги, маленькие или большие — всё равно, главное, чтоб хватало»…
А по ночам, во время томительных ожиданий «военной» поставки, инженеры и конструкторы п/я изобретали всякую бытовую мелочёвку (вроде подкассетников да пластмассовых вёдер), каковой тогда в магазинах днём с огнём сыскать было невозможно. И эту «продукцию» Евгений Владимирович «пристраивал». Хотя тогда подобное предпринимательство считалось противозаконным…
«А третья треть
легла на перелом –
Скажу вам без сарказма
и цинизма:
Союз при мне отправили на слом,
Не объяснив основ капитализма»
Зато когда через некоторое время грянула перестройка, наш герой первым вышел из «тени», организовав собственное предприятие «Сизиф». Это было его время, он в нём «купался», как рыба в воде, ждал перемен и приветствовал их. Всё шло отлично, даже слишком. Пригодился и опыт, и наработанные связи. Дома жил мало, всё время ездил по командировкам: Новокузнецк, Липецк, Череповец, Днепропетровск. Ему верили — в коммерции, да и по жизни: «нельзя быть честным в одном и нечестным в другом». И Евгений вполне доверял своим партнёрам. Но…
«…Друзьям бы мнимым
меньше доверял,
А на себя бы чаще полагался,
Тогда б, возможно,
меньше потерял,
Чего трудом и потом добивался»
Жизнь, как известно, полосатая, и чёрные полосы и шире, и насыщеннее белых. То было время больших афёр. Либо обманывал ты, либо тебя… Евгений обманывать не хотел, полагался на честность партнёров. А партнёры… испарились вместе с товаром. « огда дружба строится на бизнесе — хорошо, а когда бизнес на дружбе — быстро иссякает и то, и другое».
«Я не скажу, что был глупее всех,
Наверно, просто не хватило силы,
азалось, вот он,
истинный успех –
Но доброта к добру не приводила»
ак ни странно, помогли совершенно чужие люди, которых он знал только по телефону. В общем, Солодкий вернул долги и начал с нуля. Новая фирма, новые люди, всё хорошо, всё крутится, но… в 1997-м Евгений Владимирович попадает в больницу. Возвращается из неё… инвалидом и банкротом.
«Нет, я от жизни не устал –
Жизнь, видно, от меня устала»
Снова с нуля, ещё одно предприятие. Причём, из старого забирает с собой специалиста — из тех, кто воровал поменьше. Третий и четвёртый, и пятый раз история повторялась с завидным постоянством: открывал дело, раскручивал его, попадал в больницу, терял контроль над бизнесом и возвращался к разорённому, разворованному «гнезду». В 2001-м, когда начинал пятый «круг», он уже не мог сам представлять своё предприятие, поскольку к тому времени ему ампутировали обе ноги. Он был мозгом предприятия, знал все ходы и выходы, а его ногами были его коллеги. «Не знаю, — говорит Солодкий, — почему всё повторялось, может, я в людях не разбираюсь, может, не тех людей находил, а может, все люди одинаковы в своей алчности…» Мстить? Нет, Солодкий поступал иначе — он вычёркивал того, кто сделал гадость. Вычёркивал — и начинал заново. Так или иначе, Евгений Владимирович принимал поражение достойно, проигрывал, но не сдавался. «Нет, я не считаю, что время плохое, или люди плохие. Возможно, пока не для всех время хорошее. Но невозможно за 10 лет, сменив 30 правительств, построить демократическое общество со стабильной экономикой, к которому Америка, например, шла 250 лет! В 1992-м отпустили цены, и с этого момента начались реформы. Но большинство просто не готово к свободному выбору. Я восхищаюсь теми людьми, кто с нуля поднял своё дело. Не завидую, нет, разве что белой завистью: почему я не смог? Завидую уму их, таланту. Но надо стремиться к тому же, а не ждать, когда построят коммунизм для всех. А масса людей просто не желает ничего делать. Возьмите учителей. Они жалуются: мало платят. А ты заработай! У меня сестра — учительница, была завучем в школе, а теперь она даёт частные уроки, и у неё очень много учеников. И муж её был хорошим, но малооплачиваемым врачом, а стал фотографом. Может, он и не Теуш, и даже, скорее всего, не Теуш, но… нашли ведь выход, как семье своей помочь. И это та самая, «гнилая», интеллигенция. Так почему другие не возьмут на себя дополнительную нагрузку? Не хотят приложить усилия, проявить предприимчивость? Я не жалею тех, кто жалуется. В душе, может, и жалко, а по существу — нет. Сами виноваты. Бездеятельность — на мой взгляд — хуже преступления. Это преступление перед самим собой. Это всё равно, что у себя украсть. стати, мой «ближний круг» меня отнюдь не поддерживает, в том числе и моя мама. Человек боится свободы, как в своё время крестьяне испугались отмены крепостного права. А я считаю: попал в трудную ситуацию, думай, зачем она тебе послана. Проявляй лучшие качества, находи выход, становись лучше. У человека, говорят, в опасности энергия утраивается, и он может перепрыгнуть пятиметровый барьер. Почему большинство не прыгает, почему все сидят?..
«Не рано ль мне трубят отбой,
Не рано ль к Богу собираться?
Ведь сердце снова рвётся в бой,
И не намерено сдаваться»
…Но однажды ему всё надоело. Сын сказал ему: «Пап, хватит, в конце концов, я в состоянии сделать всё, чтобы ты не чувствовал себя ущемлённым». Ему было трудно перешагнуть этот барьер, но Евгений Владимирович бросил дела и… начал писать стихи. «Теперь, — говорит, — занимаюсь тем, что мне нравится». Впрочем, он и раньше писал, что называется, для души. ласса с десятого, конечно, про любовь, и как полагает теперь, «весьма примитивно». Но, считается, если в стихотворении «звучит» хоть одна строчка — значит, ты небесталанный.
«Но не могу я жить и не писать,
И ни к чему мне этого
стыдиться,
Я знаю, что нельзя
поэтом стать –
Чтоб стать поэтом —
надо им родиться»
«Жаль, — говорит Солодкий, — общественность не может оценить…» А ему важно, чтобы оценили: «Не забывайте: я ж тщеславный. И этого не скрываю».
«И оттого всегда
на сердце плохо,
И даже выпить
не с кем мне по-свойски,
Мне не по силам
повториться Блоком,
В душе моей
застрелен Маяковский.
Пройтись бы просто
гордою походкой
И в первую красавицу влюбиться,
Угодно было,
чтоб родился я Солодким,
И незачем мне
в ком-то повториться»
Его главный рецензент — жена Тамара. Они встретились ещё студентами. Он посвящал ей все свои стихи, и добился-таки своего: по окончанию техникума они вместе уехали по распределению в Орск.
«А я любил и по ночам писал,
Меня не покидало вдохновенье,
И ночью я шедевры создавал,
А утром рвал
бездарные творенья…
Но всё равно
в тиши ночной один –
Пишу стихи и не могу иначе,
ак будто сам себе не господин
Смеюсь стихами
и стихами плачу»
Тогда она ещё не знала, сколько ночей ей предстоит провести в больнице около постели мужа. Почти два года Тамара практически жила в больнице, заезжая домой только для того, чтобы покормить и прогулять пса Олби. «По-моему, это и есть подвиг, я бы так не смог, — признаётся Евгений Солодкий. И ещё, сейчас он полагает: «Всё-таки надо было слушать свою жену, она меня от многих бед оградить могла. Самоуверенность — не всегда хорошо. Надо слушать и слышать человека. Я слушал, но не слышал»…
«Пусть моим детям
не грозит сума,
И этот мир,
что под ногами зыбок,
Надеюсь,
хватит им рассудка и ума,
Чтоб впредь не повторять моих ошибок»
Солодкий — счастливый отец. Передал детям свою жизненную силу и свою страсть к спорту. Старшая дочь — Виктория — стала кандидатом в мастера по плаванию, объездила всю Россию.
«Рвалась к победам неуклонно,
По морю или по реке –
Её характер чемпиона
Замешан был на молоке»
Сын Максим всерьёз занимался баскетболом. Оба отлично успевали в школе…
А теперь его взрослые дети живут в Америке. Сначала уехал младший, Максим, в 16 лет, ещё школьником — по программе обмена. Остался там, получил образование, занимается системным программированием.
«Смотрю порой на молодые лица,
Но вижу в них одно лицо.
Мне хочется, Максим,
тобой гордиться,
И, чёрт возьми,
приятно быть отцом»
Максим вызвал в Америку и сестру, присмотрев для неё работу в крупной компании. тому времени у неё уже было «за плечами» два диплома — математика и психолога Челябинского педагогического да муж-художник. В Америке она закончила университет, получила степень мастера математики. Её диплом признали лучшим и послали на конкурс дипломных работ. Её педагоги-профессора говорят о победе в конкурсе как о свершившемся факте, поскольку такой перспективной соискательницы, по их мнению, у них не было последние лет семь. Победа даст ей возможность продолжить образование уже в престижном Йеле или университете олумбии и получить степень доктора математики.
А совсем недавно пришло новое счастливое известие: сын женится и приглашает родителей на свадьбу. Так что скоро поэт Евгений Солодкий уедет из России к своим детям, талантливым детям, которые живут и работают не в России. Вернётся ли…
«Я жить хочу сегодня — не потом,
Пусть мир вокруг
враждебен и несносен,
Мне всё по силам,
если мы вдвоём –
Я и моя несбывшаяся осень…»
